При введении коронационного обряда у королей-католиков европейских средневековых государств основным стал обряд миропомазания: именно его совершение делало власть короля божественной. В католических странах, где ранние возведения на престол в источниках иногда называются «l’onction», регламент подобных торжеств разрабатывала церковь. Она создала единое «ordo», которое дорабатывалось и изменялось применительно к обрядам соответствующих стран[708]
. В раннее средневековье, когда на европейских престолах быстро менялись династии, именно церковный коронационный обряд приводил к союзу светской и духовной власти, в котором так нуждались правители. Если традиции римского права признавали за легитимной властью короля лишь служение республике, то христианский государь должен был править по нормам евангельской морали[709].И в таких нормах снова соприкасаются записи Судебника и Чина постав-ления: в юридическом кодексе регулируются правила, по которым должен управлять страной государь, а в чине формулируются качества, необходимые такому государю.
Изучая процесс кодификации во второй половине XV в. в Великом кня-жестве Литовском, И. П. Старостина отметила, что литовских правоведов, как и русских публицистов того времени, интересовал вопрос о пределах власти и ее происхождении. В Литве он вставал в более ранних судебных нормах, зафиксированных в привилеях 40-х гг. Это личная неприкосновенность, запрещавшая наказывать до судебного разбирательства, личная ответственность каждого перед судом. Такие нормы восходили к библейским: о наказании виновных «по их делом»; этот оборот заимствован из Евангелия от Матвея и употреблен в привилеях великого литовского князя Александра и в Судебнике Казимира 1468 г.[710]
В Судебнике 1497 г. таких положений нет. По сравнению с современными ему памятниками других стран русский Судебник преимущественно содержит статьи, касающиеся конкретного процессуального права.
Обряд венчания Дмитрия Внука разрабатывался одновременно с Судебником 1497 г. и, несомненно, в высших административных кругах. Очевидно, среди его составителей были и ученые церковники. Изучая обряды возведения на престол в России конца XV–XVI в., исследователи, занимающиеся проблемами политической истории, в основном привлекали летописные рассказы, освещающие обряд. В настоящей работе привлечен Чин поставления на великое княжество, где разработан ритуал возведения на престол Дмитрия Ивановича.
Участие церковных иерархов при составлении русского обряда было необходимо, поскольку в отличие от католических коронаций, которые иногда продолжались несколько дней и включали церковные и светские торжества, в России сам обряд проводился в церкви. Следующие за ним праздники в документах никак не расписаны и скорее не отличались по своей организации от других придворных торжеств.
Как и в византийских обрядах возведения на престол наследника при жизни правителя, обряд венчания Дмитрия Внука должен был закрепить в Русском государстве правило передачи престола старшему сыну государя и его потомкам. За установление этого правила в Москве сравнительно недавно велась война, в которой участвовал и был ослеплен отец Ивана III – великий князь Василий Васильевич.
Именно такое представление о переходе власти от отца к старшему сыну заложено в текст речи великого князя митрополиту, произносимой в начале обряда: «Старина наша тои и до сех мест. Отцы великие князи сыном своим пръвым давали великое княжество. И отец мои, князь великий меня при себе еще благословил великым кнажьством». В свою очередь сам Иван благословил старшего сына Ивана Ивановича, а после его смерти – внука Дмитрия: «Божиа пакы воля състалася, сына моего Иоанна не стало, а у него остался сын первой Дмитрей, и мне дал его Бог в сына моего место. И яз его ныне благословляю при себе и опосле себя великым княжьством Володимерьскым и Новгородцьким»[711]
.Чин поставления 1498 г. был первым документом Русского государства, где регулировались права наследования престола потомками правителя. Правда, в данном случае прямого престолонаследия не произошло: Иван III вскоре заключил Дмитрия в тюрьму, а после смерти государя его престол занял старший сын от второго брака – Василий Иванович. Но этот вопрос принадлежит к проблемам политических отношений при московском дворе.
Слова Ивана III о том, что он благословил Дмитрия «при себе и опосле себя великым княжьством Володимерьскым и Новгородцьким», скорее говорят о ранге Дмитрия среди других членов великокняжеской семьи. В них нет упоминания о Москве или «тверском наследии» (бабкой Дмитрия была великая тверская княжна), о котором часто пишется в научной литературе[712]
. Скорее здесь можно усмотреть традиции, восходящие к киевским, по которым наследник великокняжеского престола получал Новгород. Но этот вопрос требует специального изучения.