Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика

Исследователей, занимавшихся историей составления средневековых кодексов, как правило, интересовал вопрос об их авторах. Известны имена составителей венгерского, чешского кодексов начала XVI в.; это были ученые-правники, чешский автор был еще и писарем королевской канцелярии. В 1501 г. великий князь литовский Александр, ставший позднее и королем Польши, также провозгласил необходимость создания статутов Великого княжества Литовского. Первый статут был завершен в 1529 г., работа по его созданию шла под руководством Олбрахта Гаштольда, канцлера и виленского воеводы, однако, возможно, в ней принимали участие литовские доктора прав, служившие тогда в виленском капитуле. И. П. Старостина полагает, что еще раньше работу над Судебником 1468 г., вероятнее всего, возглавлял Михаил Кезгайлович, канцлер Великого княжества, тесно связанный с Краковским университетом[693].

В Польше в 1506 г. было издано собрание законов, известное как Статут Ляского (архиепископ, под его наблюдением подготовлен и следующий кодекс 1522–1523 гг.)[694].

Современные исследования показывают, что созданию средневековых кодексов в соседних с Россией странах придавалось особое значение; работой руководили лица, занимавшие высшие административные должности, в ней участвовали правоведы, знакомые с римским правом, с современной теорией права. Причем, как отмечается в современной исторической литературе, это были «интеллектуалы второго круга» – дипломаты и политики, просвещенные епископы и прелаты, деятели, связанные с королевской канцелярией, которые «вносили в умственную жизнь завязи новых мыслей и инициатив»[695].

Если мы обратимся к именам составителей Судебника 1497 г. и той среде, откуда он вышел, то сможем отметить сходные тенденции с ситуацией в соседних странах. Наиболее тщательные изыскания по этому вопросу провел А. А. Зимин, который определил круг возможных авторов и организаторов работы, а также те политические силы при московском великокняжеском дворе, на которые они опирались[696].

Долгое время, благодаря недостоверной записи Типографской летописи, дьяка Владимира Елизарьева Гусева считали автором Судебника 1497 г. Все авторы так или иначе связывают составление Судебника с лицами, казненными вместе с В. Гусевым вскоре после возведения на престол наследника Ивана III Дмитрия Ивановича Внука.

Надо отмстить, что при достаточных расхождениях в текстах отдельных летописных сводов, описывающих события конца XV в., которые полностью привел в своей работе А. А. Зимин, известия о создании Судебника, некоем заговоре, венчании Дмитрия и казни Гусева в разных сочетаниях всегда приводятся рядом, что само по себе может свидетельствовать о взаимосвязанности этих событий. И имя Гусева единственное, которое также называется всегда; имена остальных заговорщиков или не приводятся, или в разных списках летописей приводятся различные имена.

Изучив биографии и родственные связи упомянутых в летописях лиц, А. А. Зимин пришел к выводу, что Владимир Гусев и его соратники принадлежали к административной элите Русского государства, причем той ее части, которая начинала службу в уделах, а в Москве была близка к окружению великой княгини Елены Стефановны, матери наследника престола Дмитрия Ивановича. Возглавлял эту группу князь Иван Юрьевич Патрикеев.

Опираясь на исследования о порядке проведения кодификации в конце XV в. в соседних с Россией странах, а также на работы, посвященные государственному аппарату России, можно сделать следующие предположения.

Работа над созданием государственного кодекса в конце XV в. велась, несомненно, под наблюдением великого князя Ивана III, возможно, длительное время. Как и в других странах, непосредственными составителями, собиравшими и сводившими нормы из действовавших в то время грамот и уложений, была группа лиц, те же «интеллектуалы второго крута», хорошо знакомые с русскими государственными документами и имевшие к ним доступ. Возглавлять такую работу должен был человек, занимавший достаточно высокое положение и близкий к Ивану III.

Все исследователи, изучавшие Судебник, проводили параллели между положениями отдельных статей и сюжетами «Повести о Дракуле», посвященными суду жестокого, но справедливого деспота. Как показали Л. В. Черепнин и Я. С. Лурье, автором русского варианта повести, вероятнее всего, был Федор Курицын, дьяк и дальний родственник В. Гусева, его единомышленник. Ф. Курицын упоминается и в летописях в связи с заговором Гусева[697].

С посольством Юрия Траханиотова, как уже отмечалось выше, связано первое упоминание о связях московских великих князей с римскими императорами, еще не сформулированное так четко, как это было сделано в легенде о происхождении Рюриковичей, составленной в конце XV в. Траханиотов также упоминается в летописях как соратник Гусева.