Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в.

Когда к осени 1589 г. и Россия, и Швеция оказались на грани войны, неожиданно выяснилось, что в случае выступления против России Юхан III не может рассчитывать на поддержку польско-литовских феодалов. Уже на сейме, созванном весной 1589 г., выявились явные противоречия между отдельными группировками польско-литовских феодалов во взглядах на методы осуществления восточной политики Речи Посполитой. Хотя значительная часть коронной шляхты и сенаторов поддержала планы выступления против России, они встретили резкие возражения со стороны феодалов Великого княжества. В результате никакого решения о направленных против России военных мерах принято не было. В этих условиях согласие сейма на встречу Сигизмунда с Юханом в значительной мере теряло свою ценность для шведского правительства[70]. В дальнейшем, с осложнением международного положения Речи Посполитой, ситуация стала еще более неблагоприятной для Шведского королевства. Заключение Бендзинского мира было воспринято в Стамбуле как присоединение Речи Посполитой к антитурецкой политике Габсбургов, и летом 1589 г. татарская орда по приказу султана вторглась в Подолию, а у Хотина стала собираться для вторжения в Речь Посполитую турецкая армия[71]. В такой обстановке вопрос о выступлении против России стал для польско-литовских политиков уже вовсе неактуальным. На состоявшемся в сентябре-октябре 1589 г. Таллинском съезде представители Речи Посполитой отклонили шведские предложения о заключении союза против России. Юхан III пытался достичь своего, угрожая в противном случае отъездом Сигизмунда в Швецию, но успеха не добился[72].

Таким образом, шведский король накануне спровоцированного им конфликта с Россией сам оказался в международной изоляции. В результате на начавшихся осенью 1589 г. русско-шведских мирных переговорах шведские представители сами предложили продлить перемирие между государствами[73].

Однако это предложение было отклонено русским правительством, своевременно сориентировавшимся в сложившейся ситуации. Действительно, конфликт Речи Посполитой с Османской империей и Крымом привел к существенным изменениям в расстановке сил в Восточной Европе. В то время как внешнеполитическая активность польско-литовских феодалов оказалась целиком сконцентрированной на юге, на южной границе России наоборот наступила стабилизация положения[74], позволившая русскому правительству сосредоточить свои силы на нужном направлении. Поскольку к тому же свобода действий русского правительства не ограничивалась каким-либо формальным соглашением с Речью Посполитой, для русского правительства открывалась возможность отвоевать у Швеции выход к Балтийскому морю, использовав для этого уже собранную на границе армию. Поэтому русские представители на переговорах как непременное условие перемирия выставили требование передать России Нарву и занятые шведами новгородские пригороды[75]. Когда это требование было отклонено, русская армия во главе с царем Федором в середине января 1590 г. вступила на территорию шведской Эстонии и осадила Нарву[76].

Однако военные действия длились недолго. Уже в конце февраля между государствами было заключено перемирие сроком на год, по которому занятая русской армией территория (Ям, Ивангород и Копорье) отошла к России. Нарва же осталась под шведской властью и тем самым главная цель кампании — добиться свободного выхода к Балтийскому морю — Россией не была достигнута[77]. Решение боярской думы заключить перемирие со Швецией мотивировалось военными соображениями: недостатком кормов и опасностью того, что ледоход на Нарве может отрезать армию от своей территории[78]. Нетрудно видеть, что из этих соображений вытекала по существу лишь необходимость снять осаду Нарвы, но не прекращения войны вообще. Истинная же причина, заставившая русское правительство поспешно прекратить войну со Швецией, заключалась, видимо, в том, что внешняя политика Речи Посполитой к началу 1590 г. снова приобрела угрожающий характер по отношению к России.

Временное смягчение отношений между Речью Посполитой и Турцией поздней осенью 1589 г. позволило Яну Замойскому и его партии снова выдвинуть на обсуждение польско-литовского общества свои проекты решения «восточного вопроса». Речь шла и на этот раз о военном выступлении против России, ближайшими целями которого было бы завоевание Северской земли и Смоленска, а затем должно было последовать признание Сигизмунда III наследником русского престола после смерти бездетного царя. Тем самым открывалась бы прямая дорога к «унии» двух государств, руководящая роль в которой была бы обеспечена за Речью Посполитой[79]. В соответствии с этими планами, получившими полное одобрение короля Сигизмунда, коронная армия была переброшена к Днепру, на восточную границу[80], а вопрос о войне с Россией в конце декабря 1589 г. был снова поставлен на обсуждение шляхты. Именно эти действия правительства Речи Посполитой и явились, думается, причиной столь резкого изменения русского внешнеполитического курса.