Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в.

Смерть Юхана III в конце 1592 г. и последовавший затем в 1593 г. выезд Сигизмунда в Швецию для взятия в свои руки государственной власти в этом королевстве побуждали русское правительство, достаточно хорошо осведомленное о предшествующих планах «отречения» и выезда Сигизмунда из Речи Посполитой, внимательно следить за эволюцией польско-литовско-шведских отношений и задумываться над перспективами политического развития Восточной Европы в случае разрыва польско-шведской унии. Некоторая ясность в этом отношении у русского правительства появилась уже в октябре 1593 г. после приезда в Москву австрийского посла Николая Варкоча, который сообщил, что, как «подлинно ведомо» Габсбургам, выехавший в Швецию Сигизмунд возвращаться «на Польское королевство не хочет» и что польский трон, следовательно, в ближайшее время станет вакантным. Эрцгерцог Максимилиан, продолжал посол, намерен воспользоваться этой ситуацией и прийти «со всею своею ратью» к Кракову, куда претендента зовут его польские сторонники, чтобы вооруженной рукой подавить сопротивление оппозиции. Посол просил от имени Габсбургов оказать поддержку австрийскому кандидату. Он также интересовался отношением русского правительства к планам австрийского дома одновременно с вступлением Максимилиана на польский трон «Лифляндскую землю привести под свою цесарскую руку»[123]. В ближайшей перспективе вырисовывались, таким образом, разрыв польско-шведской унии и наступление «бескоролевья» в Речи Посполитой, а в более отдаленной — воцарение на польском троне австрийской династии и выделение Ливонии из состава Речи Посполитой. Перед русским правительством встала, таким образом, конкретная политическая задача — определить свое отношение к намечающимся сдвигам в политическом развитии Восточной Европы и найти пути использования возникающей новой международной конъюнктуры для решения стоявших перед ним международных проблем, прежде всего балтийского вопроса.

Одновременно русское правительство должно было учесть в своих планах и важные сдвиги, наметившиеся в 1593–1594 гг. в системе отношений Речь Посполитая — Крым — Турция — Россия. С началом в 1593 г. австро-турецкой войны, которая очень быстро привела к концентрации турецких и татарских сил на территорий Венгрии[124], напряженность на южной границе России резко спала, и в 1594 г. русским дипломатам, используя создавшуюся ситуацию, удалось заключить договор о мире и союзе с Крымом[125]. Тем самым у Русского государства высвобождались силы для действий на иных направлениях. С другой стороны, с началом австро-турецкой войны резко возросла деятельность австрийских дипломатов, сотрудничавших с представителями папской курии, направленная на вовлечение Речи Посполитой в антитурецкую коалицию. Не довольствуясь официальными переговорами по этому поводу с королем и сенатом[126], император и папа направили также своих неофициальных представителей к украинским магнатам и запорожскому казачеству, чтобы побудить их к самостоятельному выступлению против Турции, которое, как не без оснований считали в Вене и в Риме, могло вовлечь Речь Посполитую в войну против турок независимо от исхода официальных переговоров[127]. К весне 1594 г. и об этих аспектах международного положения Речи Посполитой русское правительство имело достаточное представление[128].

Под воздействием всех этих сообщений, свидетельствовавших о возможном наступлении в скором будущем важных сдвигов в системе международных отношений в Восточной Европе, складывался в 1593–1594 гг. новый внешнеполитический курс русского правительства, который должен был обеспечить решение стоявших перед ним проблем.

Русское правительство заверило австрийского посла в своем сочувствии и поддержке притязаний австрийского кандидата на польский трон[129]. Оно также заявило, что не возражает против перехода Ливонии под власть Габсбургов, оговорив особо свои права на Нарву и Тарту как на старинные русские вотчины[130]. Такая позиция вполне понятна: вмешательство Габсбургов в борьбу за польский трон и за Прибалтику даже в случае его неудачного исхода должно было осложнить международное положение Речи Посполитой, ослабить ее внешнеполитическую активность и создать условия для активизации русской внешней политики на Балтике.