Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в.

Эта дипломатическая кампания была поднята Михаем, очевидно, после какого-то соглашения с русским послом[324], так как в марте 1600 г., начиная переговоры с императором, он одновременно потребовал от Сигизмунда пропустить валашских послов в Москву[325]. Тогда же бранденбургский дипломат, находившийся в Хебе, писал в своем донесении от 9 марта ансбахскому маркграфу, что русский посланник добивается аудиенции у императора[326]. Власьев хотел, очевидно, поддержать со своей стороны усилия валашских дипломатов. Австрийско-валашские переговоры, продолжавшиеся несколько месяцев[327], не привели, однако, к желательным для воеводы результатам, и новая попытка вовлечь Габсбургов в конфликт с Речью Посполитой закончилась неудачей. Складывавшаяся в первой половине 1600 г. международная ситуация толкала Габсбургов прямо в противоположную сторону.

Поскольку характер сложившегося, положения определялся во многом военно-дипломатической деятельностью Михая Храброго, то теперь следует обратиться к рассмотрению его политических планов в связи с его взаимоотношениями с Габсбургами.

Первоначально Габсбурги приветствовали выступление Михая против Батория, поскольку тем самым из Семиградья был удален ставленник антигабсбургских сил и можно было надеяться, что валашский воевода как вассал императора поспешит передать захваченную землю своему сюзерену. Этого, однако, не случилось. Вскоре выяснилось, что Михай намерен оставить эту территорию за собой, и в австрийско-валашских отношениях появились первые трещины. В дальнейшем настороженное внимание австрийских политиков к дипломатической деятельности воеводы еще более возросло, тем более что уже па рубеже 1599 и 1600 гг. Михай начал переговоры с Турцией, прося султана дать ему войска для похода на Речь Посполитую и пожаловать ему польскую корону[328].

Неизвестно, в какой мере эти предложения отражали реальные планы воеводы, однако к весне 1600 г. слухи о притязаниях Михая на польскую корону получили широкое распространение, вызывая серьезное беспокойство политических деятелей Речи Посполитой[329]. Император и его советники должны были понимать, что после отказа Габсбургов от притязаний на польский трон «московит» может оказаться склонным поддержать притязания валашского воеводы. Такая точка зрения могла возобладать у них тем скорее, что слухи о соглашении Михая с царем, направленном против Речи Посполитой, к весне 1600 г. также получили большое распространение[330].

К этому надо добавить, что одновременно с обострением отношений на юге возникла угроза северной границе Речи Посполитой, так как весной 1600 г. война между ней и Швецией стала неизбежной[331].

Речь Посполитая, таким образом, оказалась под угрозой одновременного нападения трех государств. В таких условиях детронизация Сигизмунда и его замена валашским воеводой становились реальной опасностью. Теперь Габсбурги уже не могли ограничиться сохранением нейтралитета, а должны были что-то сделать для спасения своего союзника — короля Сигизмунда.

Какие меры были приняты по отношению к Михаю, выяснилось в сентябре, когда после выступления воеводы с армией к польской границе в Семиградье вспыхнул мятеж магнатов, призвавших в страну австрийские войска[332]. Какую позицию заняли Габсбурги в этой ситуации по отношению к России, позволяют выяснить сохранившиеся материалы, относящиеся к заключительной фазе русско-австрийских переговоров.

Предварительная подготовка к прощальной аудиенции русского посла у императора началась еще в марте 1600 г., когда, по сведениям Т. Фишера, император обсуждал с эрцгерцогами Матвеем и Фердинандом вопрос о том, какой окончательный ответ дать русским[333]. Ответ, заготовленный еще до отъезда Власьева в Мергентейм, в новой ситуации, очевидно, не годился. Соответствующая работа к началу мая была, по-видимому, закончена, так как около 10 числа русские послы, очевидно по вызову императора, уже прибыли в Пльзень[334]. На состоявшейся в конце месяца аудиенции Власьеву вручили два документа, подводивших итоги переговоров с австрийской стороны.

Первый из них — грамота Рудольфа II от 23 мая — был посвящен вопросу о браке. Император сообщал, что, поскольку ему не удалось узнать ближе намерений эрцгерцога, а задерживать Власьева он больше не может, он отправляет посла, не дав ему никакого ответа. В будущем, если ему удастся получить согласие эрцгерцога, он сообщит об этом царю. Учитывая реальное положение вещей, следует признать, что грамота представляла собой замаскированный отказ[335].

Одновременно послу был вручен «ответ» на основные русские предложения[336]. Сопоставляя текст его с речью Румпфа 16 октября, которая была, по-видимому, близка к первоначальному варианту «ответа», можно попытаться выяснить, что именно не устраивало императора и его советников в прежнем документе.