Очевидно, рассчитывая в дальнейшем при содействии валашского воеводы и эрцгерцога добиться изменения позиции Рудольфа II, Власьев при возобновлении 3 ноября переговоров с Румпфом и Траутзоном категорически отказался идти на прощальную аудиенцию к императору до поездки в Мергентейм и настаивал на том, что в соответствии со сложившейся практикой «отпуск» посла может иметь место лишь непосредственно перед его отъездом на родину. Оживленные дебаты продолжались несколько дней, и императорские советники вынуждены были уступить[298]
. 10 декабря Власьев выехал к Максимилиану, не закончив (по крайней мере официально) переговоров с императором[299]. 22 декабря состоялась первая встреча Власьева с эрцгерцогом[300].Потерпев и здесь неудачу, император и его советники стремились держать переговоры в Мергентейме под своим контролем. 15 декабря император обратился с письмом к Максимилиану, в котором, информируя его о содержании переговоров и об ответе, данном русскому послу, настоятельно рекомендовал при переговорах с русскими придерживаться положений этого документа[301]
.Внешне казалось, что рекомендации императора достигли цели. В своих письмах от конца декабря 1599 г. Максимилиан заверил своего брата, что он не примет никаких решений без его ведома[302]
. Переговоры в Мергентейме, продолжавшиеся, судя по всему, всего несколько дней, закончились также, по-видимому, вполне приемлемо для Рудольфа II. В грамоте, адресованной царю, Максимилиан писал: «А что посольство было ко мне о великих делех, и мы о тех посольствах без думы… государя нашего и брата Римского Цесаря ответу вскоре Вашему Царскому величеству учинити не могли». Ответ на русские предложения Максимилиан обещал прислать в Москву вместе с «великими послами» императора[303]. Однако шаги, предпринятые Максимилианом позднее, в начале января 1600 г., показывают, что это было лишь маскировкой и что эрцгерцог вовсе не собирался безропотно следовать указаниям императора.2 января 1600 г. Максимилиан направил письмо своему брату Альбрехту, наместнику испанских Нидерландов[304]
. В этом письме, подробно излагая русские предложения, Максимилиан характеризовал их как неожиданную помощь ему лично и всему христианству[305] и просил эрцгерцога дать совет императору, который якобы еще не принял решения и не дал ответа русскому послу. На следующий день письмо такого же содержания было отправлено австрийскому послу в Мадриде Кевенхиллеру[306], очевидно, чтобы довести русские предложения до сведения Филиппа III. Максимилиан, таким образом, попытался заинтересовать в своих планах могущественных испанских родичей, вмешательство которых могло бы изменить в его пользу позицию императора.Сопоставление писем Максимилиана с речью, произнесенной А. И. Власьевым в Пльзне, показывает, что русский план подвергся в Мергентейме существенным изменениям. Вместо завоевания короны Речи Посполитой в обоих письмах речь шла о том, что царь обещал Максимилиану помочь ему отвоевать Пруссию — старое владение Тевтонского ордена[307]
, а вопрос о браке с Ксенией был вообще обойден молчанием.Хотя инициативу постановки вопроса о Пруссии Максимилиан приписывал русскому послу, его утверждение вызывает ряд сомнений. Русское правительство на протяжении XVI в. (если не считать краткого эпизода 1515–1520 гг.) не проявляло никакого интереса к судьбам Пруссии. Имеющиеся у нас данные о русских контактах с Максимилианом ясно показывают, что русских политиков эрцгерцог интересовал прежде всего как претендент на трон Речи Посполитой.
Между тем у самого эрцгерцога были причины для особого интереса к судьбе Пруссии.
С середины 80-х годов Максимилиан был тесно связан с Тевтонским орденом, в котором он занимал сначала высокий пост коадъютора, а с 1590 г. стал его главой — великим магистром[308]
. В своих предприятиях он широко опирался на поддержку этой организации[309]. В свою очередь устремления немецких дворян — членов ордена накладывали отпечаток на внешнеполитические планы эрцгерцога, тем более что значительная часть его приближенных также принадлежала к числу тевтонских рыцарей[310]. Как глава ордена, Максимилиан должен был проводить в жизнь его внешнеполитическую программу, заключавшуюся в том, что ордену для восстановления его прежней славы и могущества должны были быть возвращены все некогда находившиеся под его властью земли в Прибалтике, прежде всего Пруссия.