Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в.

Очевидно, что к концу 1600 г., отказавшись от прежней внешнеполитической линии, русское правительство вернулось к своему проекту 1587 г. раздела Прибалтики между Россией и Речью Посполитой. Такой путь решения балтийского вопроса имел перед другими возможными вариантами то преимущество, что в его осуществлении не могло быть никаких сомнений, так как Швеция не была бы в состоянии противостоять соединенным действиям России и Речи Посполитой. Правда, если в 1587 г. русское правительство было готово уступить союзнику почти всю Прибалтику, удовлетворившись одной Нарвой, то в более благоприятных условиях начала XVII в. оно рассчитывало на более значительные территории. В Москве, вероятно, были уверены, что, стремясь преодолеть свои внешнеполитические трудности[428] и опасаясь угрозы русско-шведского союза, правительство Речи Посполитой примет русские предложения. При этом также, видимо, учитывалось, что земли Северной Эстонии ранее не принадлежали Речи Посполитой и в обладании этими землями у нее не было экономической необходимости. В реальности такого плана должны были убеждать царя Бориса и его советников также сообщения русских агентов, поступавшие из Прибалтики[429].

Ход переговоров не оправдал, однако, возлагавшихся на них надежд. Польско-литовские дипломаты не приняли предложенных условий. Столкнувшись с отказом, русское правительство попыталось настоять на своем, используя различные средства давления. Так, по окончании переговоров 4 декабря послам было демонстративно объявлено, что они могут собираться в дорогу, а через неделю их посетил на Посольском дворе Власьев и сообщил, что в Москву идут «великие послы» от герцога Карла, который уступает царю «замки» в Эстонии. Когда же после этого русское правительство, считая, очевидно, почву достаточно подготовленной, возобновило переговоры, польско-литовские послы снова отклонили русские предложения[430].

С этого момента переговоры резке застопорились[431], а с начала января прервались совсем. Послам, оказавшимся в строгой изоляции на Посольском дворе, периодически угрожали «отпуском», который откладывается только из-за болезни царя[432].

Русское правительство явно тянуло время, ожидая исхода военных действий в Прибалтике и в Молдавии, а также приезда в Москву шведских послов, которые к началу 1601 г. получили разрешение на въезд в Россию. Военные неудачи Речи Посполитой на северной и южной границе могли заставить ее дипломатов пойти на уступки. Аналогичным образом должно было оказать на них воздействие и прибытие шведских дипломатов[433]. Разумеется, шведское посольство интересовало царя Бориса не только как средство давления на дипломатов Речи Посполитой. Как будет видно из дальнейшего, русское правительство приняло решение, если польско-литовских послов не удастся заставить принять русские условия, еще раз сменить политическую ориентацию и договориться о Прибалтике со Швецией.

Между тем 30 января гонец Ян Порадомский доставил послам Речи Посполитой письмо от Сигизмунда III с сообщением о полной победе Яна Замойского над войсками валашского воеводы. В Молдавии и Валахии были посажены польские ставленники. О польской победе Сапега поставил в известность русских дипломатов на аудиенции 10 февраля у Федора Борисовича и потребовал включения новоприобретенных владений Речи Посполитой в королевский титул. Однако это сообщение не произвело на русских особого впечатления, так как, по словам Сапеги, «Москва знала об этом уже раньше, но признаться в этом злость им не позволила»[434]. Никаких изменений в ходе переговоров его заявление не вызвало[435].

В действительности, разумеется, победа Замойского меняла ситуацию. Прежде всего она значительно улучшала положение Речи Посполитой. Борьба на два фронта закончилась. Освободившаяся армия могла быть теперь переброшена в Прибалтику и тем самым легким успехам шведов был бы положен конец[436]. Теперь трудно было ожидать, что дипломаты Речи Посполитой при дальнейших переговорах пойдут на уступки. Между тем Карл шведский, оказавшись один на один с Речью Посполитой, мог стать более сговорчивым по отношению к своему единственному возможному союзнику.

Приведенные выше соображения, думается, позволяют объяснить, почему русское правительство по-прежнему уклонялось от деловых контактов с польско. — литовскими послами и предпочло начать переговоры с прибывшими 7 февраля в Москву шведскими дипломатами[437].

Прежде чем перейти к их рассмотрению, следует выяснить, с чем пришла на эти переговоры шведская сторона.

Первый проект условий русско-шведского соглашения был составлен герцогом Карлом, которому еще в феврале 1600 г. риксдаг в Линчепинге дал полномочия для самостоятельного регулирования русско-шведских отношений, в середине июня, в разгар подготовки к «инфлянской» войне.