Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Вопреки тому, что говорилось в донесениях русских дипломатов о столкновениях между литовскими сенаторами, нет оснований полагать, что литовские магнаты активно обсуждали проекты «вынесения» царя или его сына на трон Речи Посполитой. Их позицию по вопросу о наследнике Сигизмунда-Августа определили старые связи литовской аристократии с австрийскими Габсбургами[110]. С победой австрийского кандидата Ходкевичи и Радзивиллы связывали свои расчеты на упрочение позиций магнатской олигархии в Великом княжестве. Весной 1572 г., еще до смерти Сигизмунда II, литовские магнаты обязались осуществить сепаратную элекцию на литовский трон австрийского эрцгерцога Эрнеста (что предрешало его избрание и на трон польский), если претендент после своего избрания возвратит Великому княжеству отошедшие от него по Люблинской унии украинские земли[111]. Находившиеся в Кнышине литовские сенаторы и связанные с ними епископы ожидали известий из Вены и тайного приезда Эрнеста, который должен был обвенчаться с Анной Ягеллонкой и затем вступить на литовский трон. Однако император на такой шаг не решился, а по мере развития событий стала все более вырисовываться мощная оппозиция как шляхты, так и части магнатерии против избрания Габсбурга на троп Речи Посполитой[112].

В этих условиях активизировалась деятельность тех коронных сенаторов, которые еще при жизни короля склонялись к «вынесению» на польский трон «царевича». Глава этой группировки, куявский епископ С. Карнковский осенью 1572 г. предложил свой проект брака царевича с сестрой Сигизмунда II Анной на обсуждение как литовских политиков, так и собравшейся на сеймик в Коле великопольской шляхты[113]. Вместе с тем некоторые из коронных сенаторов — влоцлавский воевода Ян Кротоский и другие, выступая против австрийского кандидата, предложили избрать на польский трон самого Ивана IV[114]. Это предложение нашло в среде коронной шляхты самый широкий отклик[115]. Не довольствуясь агитацией в пользу своего кандидата на сеймиках, шляхетские политики, как стало известно об этом литовской раде, пытались вступить в непосредственное сношение с царем, посылая к нему своих гонцов через Литву[116].

Все это не могло не встревожить литовских политиков: в перспективе коронная шляхта могла посадить Ивана IV на польский трон, помимо и вопреки желанию литовских магнатов. Это заставило их попытаться самим вступить в контакт с Москвой, чтобы предложить царю собственные условия. Решение об этом было принято на совещании в Рудниках в конце сентября 1572 г. ряда наиболее влиятельных литовских магнатов во главе с воеводой виленским М. Радзивиллом Рыжим и старостой жмудским Я. Ходкевичем. Решения совещания были секретными: в них не были посвящены ни сенаторы и шляхтичи, съехавшиеся в Рудники на съезд шляхты Великого княжества, ни ведавший обычно сношениями с иностранными государствами подканцлер О. Волович[117]. Причины такой секретности раскрываются при ознакомлении с содержанием грамоты, которую в октябре 1572 г. повез в Москву гонец Степан Матвеев. Сенаторы сообщали царю, что все «станы и рыцарство» Великого княжества желают видеть на троне Речи Посполитой его младшего сына царевича Федора. Для достижения этой цели сенаторы предлагали «тепер заразом… обрати» Федора на литовский трон. Со своей стороны они просили, чтобы царь и его два сына дали присягу, что они не будут посягать на «свободы, права и вольности» литовской шляхты, и чтобы между Россией и Речью Посполитой был заключен договор о «вечном мире» и союзе. Если царь отнесется благоприятно к литовской инициативе, для выработки соглашения в Москву будет направлен посол М. Гарабурда[118].

Содержание этого документа позволяет точно определить, в чем заключалась реакция руководящей группы литовских магнатов на сдвиги в настроениях коронной шляхты, наступившие осенью 1572 г. Опасаясь, что дело может дойти до избрания на польский трон Ивана IV, чего литовские магнаты никак не желали допустить, они попытались, прежде чем в Москве узнают о таких настроениях шляхты, договориться с царем о выдвижении гораздо более приемлемой для них кандидатуры царевича Федора. Этого кандидата они рассчитывали навязать Речи Посполитой, используя старые методы, применявшиеся еще Ягеллонами: вынесение царевича на великокняжеский трон фактически предрешало и его избрание в, Польше. Поскольку актом Люблинской унии такая сепаратная элекция категорически запрещалась, неудивительно, что литовские сенаторы старались держать свое предложение в полной тайне.

Царь в осторожной форме, но определенно отклонил литовский проект. «На Великое княжество Литовское сести, с Корупой Польской не обослався» — это означает войну, а царь хочет избежать кровопролития[119]. Вместе с тем русское правительство подчеркнуло свою заинтересованность в продолжении переговоров, предлагая для решения всех поднятых «великих дел» «не мешкаючи» прислать в Москву М. Гарабурду.