Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Успешное решение южной проблемы имело серьезное значение для шляхты. Так, Мычельский указывает, что после организации надежной обороны Подолии «подольские пустыни» превратятся в «освоенные земли», отчего у Речи Посполитой прибавилось бы людей и скарбов, а обедневшему и раздробившемуся рыцарству — «маетностей»[195]. Освоение Подолии должно было дать польским феодалам новый фонд земель, на которых смогли бы разместиться владения тех групп в составе господствующего класса, для которых на основных, давно освоенных землях в данных условиях уже не было места.

В этих рассуждениях выступает вполне отчетливо один из главных мотивов, склонявших шляхетских политиков к династической унии с Россией, — расчеты на то, что таким путем удастся остановить начинающийся процесс разорения широких слоев господствующего класса Речи Посполитой путем колонизации новых неосвоенных районов. При этом имелась в виду феодальная колонизация не только Подолии, но и земель, входивших в состав Русского государства.

В проектах унии с Россией, разработанных шляхетскими публицистами, заинтересованность в феодальной колонизации русских земель выступает столь четко, что это было отмечено даже некоторыми польскими буржуазными исследователями[196]. В советской историографии (прежде всего, в работе Л. А. Дербова) эти расчеты были выдвинуты на первый план; как главная, определяющая часть всей концепции польских шляхетских политиков раскрыта их связь с формами восточной экспансии (и соответствующих им идеологических построений) польских феодалов на земли Украины и Белоруссии в предшествующий период[197].

Наиболее четко проблема, решения которой пытался достичь господствующий класс Речи Посполитой, сформулирована в первом памфлете Мычельского. «Нам, станам рыцарским, — писал автор, — из-за нашего размножения и раздробления наших владений нужно подумать, чтобы не обратились в крестьянское состояние, что между рыцарскими людьми уже случается». Чтобы избежать такой судьбы, шляхта нуждается в новых землях, а из всех соседних государей такие земли может предоставить шляхте только русский царь. Во-первых, он вернет Речи Посполитой отобранные у Великого княжества земли[198], на которых «в соответствии с заслугами» будут получать владения неимущие шляхтичи. Во-вторых, царь сам будет давать шляхтичам земли в России. Наконец, с открытием русских границ для польской феодальной колонизации станут возможными и другие способы добывать в тех краях владения.

В других памфлетах нет столь четкой постановки вопроса, как у Мычельского, но очевидно, что их авторы вполне разделяли его представления о возможных результатах унии. С наступлением унии, указывал анонимный автор памфлета «Sententia de elegendo novo rege», «было бы так, как сперва поляки на Литве выслужили себе много, то же счастье могло бы быть поляку и литвину в Москве». По мнению другого публициста, дело может пойти в России еще лучше, чем в Литве. У царя «в Москве множество земли, он раздавал бы, а наши рады берут»[199].

Таким образом, для шляхетских публицистов самым существенным было проведение мер, направленных на укрепление разными путями экономического положения шляхетского сословия. В большинстве памфлетов даже не ставился вопрос о возможности установления между Речью Посполитой и Россией «реальной» унии. Лишь у Мычельского мы встречаем скупое указание, что царь когда-то в будущем («snccessu temporis») может привести Москву «ad unionem» с Польшей по примеру Ягайлы[200], но эта мысль далее никак не развивается.

Заканчивая анализ совокупности воззрений публицистов «промосковского» лагеря, следует рассмотреть их ответы на вопрос, поставленный перед ними их политическими оппонентами: как повлияет на судьбу шляхетских прав и вольностей вступление на польский трон монарха, выросшего в условиях неограниченной власти. Изучение сохранившихся вариантов таких ответов позволяет не только составить представление о ряде дополнительных причин тяготения шляхты к русской кандидатуре, но и понять некоторые общие моменты в отношении шляхетских политиков не только к русскому монарху, но и к русскому народу и государству, что очень существенно для общей оценки системы их взглядов.