При таком подходе на первый план выдвигался, естественно, вопрос о «тирании» Ивана IV. Если публицисты, настроенные дружественно по отношению к Ивану IV, рассматривали его «тиранию» как продукт не личных свойств, а тех условий, в которых ему приходится действовать, то их противники, напротив, настаивали на том, что речь идет о «прирожденно» присущем Ивану IV стремлении к жестокости, «так как его мать — татарка», как отмечал один из публицистов[218]
. Кроме того: все равно «злой и застарелый дурной обычай превращается в прирождение, а прирождения не выбьешь и палкой»[219]. Поскольку же царь по прирождению — жестокий «тиран», то нечего ждать, что после выбора на польский трон он станет считаться с шляхетскими «вольностями». Поэтому, — заключал один из авторов, — «боже избави нас от Москвы, если мы хотим быть вольной шляхтой польской»[220]. В подтверждение своих суждений об Иване IV ряд публицистов поместили в своих сочинениях описания устраивавшихся царем публичных казней и расправ[221], а один из них указывал, что Иван IV окружен ненавистью и русского общества: «Москва подданным своим так ненавистен, что убегают от него, как могут: сыновья также рады бы от него поскорей избавиться и собственная жена, как говорят по правде, хотела его убить в постели»[222]. Такого рода общей оценкой «тирании» Ивана IV и возможных последствий его вступления на польский трон большая часть публицистов и ограничилась. Более глубоко подошел к вопросу лишь анонимный публицист, автор рифмованной «Беседы Леха с Пястом», который подверг критике тезис Мычельского о том, что польская шляхта достаточно сильна, чтобы положить конец возможным посягательствам на свои «вольности». По его мнению, исход такого конфликта мог оказаться совсем иным, ведь Иван IV «имеет в Польше и Литве больше (народа. —Хотя изложенные выше доводы занимали в аргументации антимосковских публицистов центральное место, в их сочинениях имеются и другие доводы против избрания Ивана IV. Это прежде всего соображения о внешнеполитических осложнениях, которые выбор царя может навлечь на Речь Посполитую. Так, для них было несомненно, что начнется война с Турцией, наступит конфликт с немецкими князьями и Габсбургами, наконец, Речи Посполитой придется и далее участвовать в Ливонской войне[224]
. Менаду тем, рассуждали они, Россия — это не тот сильный союзник, который поможет Речи Посполитой преодолеть столь значительные затруднения. Речь Посполитая (и прежде всего Польша) — вообще более сильное государство, чем Россия, хотя она и меньше размером, но гораздо более населена и богата[225], а теперь Россия — совсем обеднела из-за частых поражений, угона массы населения в полон татарами и непрерывных расправ царя над своими подданными[226]. Такие оценки антирусскими публицистами военных возможностей России не только должны были подорвать доверие к доводам сторонников царя, но и дать обоснование для их собственной внешнеполитической программы. Не соглашаясь почти ни в чем со своими оппонентами из промосковского лагеря, публицисты других направлений молчаливо сходились с ними в одном: лишь выбор русского кандидата на польский трон мог привести к мирному разрешению противоречий между двумя восточноевропейскими державами. Отказ от выбора царя означал войну. В такой ситуации для противников царя приобретал значение вопрос, кто из возможных кандидатов на польский трон смог бы успешно вести борьбу с Иваном IV.