Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Таким образом, перед средним шляхтичем — читателем рассмотренных нами ранее произведений — обрисовывались две перспективы дальнейшего развития Восточной Европы. Одна обещала мир на востоке, но угрожала опасностью шляхетским вольностям. Другая же вела к возобновлению долгой и разорительной войны. Обе эти перспективы не могли полностью удовлетворить шляхту, отдельные группы которой пытались найти третье решение, при котором отпали бы отрицательные стороны обоих обрисованных выше вариантов.

Попытка такого решения дана в памфлете «De electione novi regis». В заключительном разделе этого сочинения анонимный автор специально рассматривает возможности избрания на польский трон русского кандидата. Свой разбор он начинает со следующей дилеммы: выгоды от мира с Россией неоспоримы, но вместе с тем Иван IV «с большой свирепостью действовал против нас, а над подданными своими и теперь чинит зверства»[237]. Поэтому царя можно бы избрать лишь на определенных условиях, при которых бы он «жестоким тираном быть не мог». Условия эти следующие: царь должен вместе со своей землей принять «христианскую веру и религию» (т. е., очевидно, католицизм), взять в жены польскую принцессу, передать свою казну в коронный скарб и, наконец, «на вечные времена» присоединить к Короне своих сыновей и всю свою землю «как была присоединена прусская земля»[238]. Содержание кратких высказываний автора памфлета позволяет раскрыть сопоставление его проекта с более подробным проектом (1572 г.) А. Чешельского, близким рассуждениям нашего памфлетиста не только своей основной идеей, по и рядом конкретных решений.

Ясно, что выбор Ивана IV должен был привести прежде всего к ликвидации Русского государства как самостоятельной державы и его превращению в зависимое от Речи Посполитой образование — «лен», подобный Прусскому герцогству. Тем самым Иван IV утрачивал положение самостоятельного правителя и оказывался в определенной зависимости от польских феодалов. Эта зависимость усугублялась «присоединением» его сыновей к Речи Посполитой, т. е. их передачей на воспитание и под опеку польско-литовских сенаторов, которые, очевидно, решали бы в будущем, кто из них унаследует по смерти Ивана IV польский трон, а кто будет «ленником» Речи Посполитой на московском троне… К этим заимствованным у Чешельского положениям аноним добавил еще один пункт, который должен был усилить эту зависимость: передача царского «скарба» в польско-литовскую казну не позволила бы Ивану IV использовать эти средства для создания собственной «партии» в Речи Посполитой. Проведение в жизнь этих условий должно было передать распоряжение будущими судьбами утратившей самостоятельность России в руки польско-литовских феодалов и поставить бывшего русского монарха в полную от них зависимость. При этом, по-видимому, не должны были затрагиваться сословные права русских феодалов, как не были ограничены сословные права прусских феодалов с превращением княжеской Пруссии в польский лен.

Высказывания памфлетиста показывают, что в отдельных вопросах он был способен мыслить более реалистично, чем Чешельский. Так, если Чешельский думал, что Иван IV согласится на подобные условия в обмен лишь за возможность видеть в будущем своего сына на польском троне, то анонимный автор предлагал в обмен за уступки польский трон самому Ивану IV. Вместе с тем он в отличие от Чешельского не ставил вопроса о раздроблении Русского государства, которое, как польский «лен», должно было сохранить свое единство. Этих уступок реализму было, однако, недостаточно для того, чтобы обрисованная в памфлете программа могла быть принята какой-либо влиятельной группировкой польской шляхты. Никаких откликов на нее в богатой публицистике 1572–1573 гг. не обнаруживается. Судя по всему главные группировки шляхетских политиков при всех различиях во взглядах хорошо понимали, что нет никаких оснований ожидать, чтобы Иван IV согласился на подобные условия.