Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Аналогичные тенденции можно, как увидим далее, проследить и в комплексе тех норм, которые должны были определять сферу внутренних отношений между Россией и Речью Посполитой. При разработке данной группы вопросов русские политики исходили из того, что и после заключения унии оба государства будут представлять собой особые организмы, внутренняя жизнь которых не связана друг с другом. Все нововведения, которые в этой сфере готово было предложить русское правительство, ограничивались мерами по известному облегчению контактов между жителями обоих государств. Первоначальный набросок условий унии предусматривал, что купцам из Речи Посполитой будет предоставлено право свободного проезда по всей русской территории и через нее в восточные страны[490]. В окончательном тексте проекта это установление было дополнено взаимным обязательством польско-литовской стороны предоставить русским купцам свободный проезд по всей территории Речи Посполитой[491]. Конечно, такие меры облегчали экономическое общение между государствами, по они не сопровождались какими-либо предложениями по изменению системы сбора пошлин или установлению единой монеты, что показывает осторожный подход, стремление пока удовлетворяться в основном фиксацией существующего положения. Одновременно русские проекты унии предусматривали, что подданные[492] одного из государств, которые имеют родственников в другом, могут свободно «приятелю до приятеля ездить и с ними ся видать и свататься». Однако, проявляя готовность к облегчению контактов, русское правительство и в этом вопросе занимало осторожную позицию, очерчивая круг возможных поездок описанной выше житейской ситуацией и стремясь поставить такие поездки под контроль государственных органов России и Речи Посполитой[493].

Лишь в одном важном вопросе оно изменило свою осторожную позицию. Предписывая послам категорически отвергать притязания польско-литовских феодалов на какую-либо часть русской территории[494], русское правительство взяло на себя обязательство, если «польские и литовские люди, и мозырове (т. е. мазуры. — Б.Ф.) и желныри», у которых нет имений или их мало[495], «похотят вотчин в новых городах на Диком поле», наделить просителей землями в этом районе и даже дать им специальные грамоты, что те «вотчины их и их детей впрок навек, вольны они те вотчины продавати и променяти, кому похотят»[496]. Ясно, что, соглашаясь наделять шляхту землями в практически незаселенном районе, русские политики стремились, чтобы осуществление их предложений не ущемило в чем-либо интересы русского дворянства, отстаивавшего, конечно, свое исключительное право на эксплуатацию местной рабочей силы.

В данной связи важнее, однако, отметить другие стороны этого предложения, рассмотрение которых помогает лучше понять тактику русского правительства в предвыборной борьбе и отчасти его дальнейшие политические планы. Прежде всего обещанные пожалования должны были достаться не всему господствующему классу Речи Посполитой, и тем более не его верхушке — магнатерии, а низшим, малоимущим слоям. В этом нельзя не видеть еще одно подтверждение того, что на выборах русское правительство определенно ориентировалось на завоевание поддержки шляхты. С другой стороны, речь шла не об открытии границы и занятии земель польско-литовской шляхтой, так сказать, явочным порядком, а о планомерной акции, которая должна была проводиться русскими властями. Понимаемая таким образом раздача земель из уступки польско-литовской шляхте превращалась по существу в инструмент русского политического влияния в Речи Посполитой, в средство укрепления власти монарха в будущем[497].

Аналогичным образом русское правительство подходило и к вопросу о «возмещении» тем феодальным родам, которые потеряли свои земли на Смоленщине и в Северской земле в период русско-литовских войн конца XV — начала XVI в. Этот вопрос неоднократно ставился во время польско-русских переговоров при С. Батории, и в Москве ожидали, что он может быть снова поднят на элекции. В этом случае русские представители должны были категорически отклонить предложение о возвращении старых «вотчин» в общем порядке, но вместе с тем заверить, что после избрания царя отдельные лица могут обращаться к нему со своими просьбами, «и государю нашему… в своем государстве в Московском которого пана или воеводу или дворянина пожаловать будет вольно, как ему, государю, бог известит»[498]. Естественно, что и в этом случае царь, ничем формально не ограниченный в своих действиях, мог осуществлять такие пожалования в соответствии со своими интересами, предоставляя земли лишь тем, кто держался бы приемлемой для него политической линии. Такой курс, направленный на привлечение шляхты на сторону русского кандидата и ее одновременное подчинение русскому политическому влиянию, был дальнейшим развитием решений, первоначально наметившихся в условиях унии, переданных еще Иваном IV К. Граевскому.