Русско-турецкая война 1686–1700 годов

Тяжело был ранен подполковник полка Цея Л. А. Сытин («ранен тяжелую раною»). Ранения получили еще ряд офицеров: ротмистры И. С. Фандерберхов («пробита левая рука в мышку да правая нога, икра пробита») и Ф. С. Гневышев, капитан-поручик А. А. Остолопов, поручики Д. А. Кольчугин, В. И. Брянченинов («голова пробита со лба, а [стрела] вышла в правое ухо, рука правая пробита насквоз»), С. М. Полозов, прапорщики В. М. Чернавский («правая рука, плесно насквозь пробито, да левая нога ниже колена пробита насквозь же, раны тяжелы») и Д. С. Баскаков[769]. Рейтар было ранено 48 человек (и лишь один записан как раненый копьем), некоторые получили по две стрелы, а галичанин Ларион Щулепников имел «шесть ран стрелных в спину, раны тяжелы». При этом убитых в полку было не много: 5 человек — трое галичан и двое вологжан[770]. У рейтар Гопта потери в офицерском составе были не так значительны, но все же заметны: ранены оказались 4 поручика (С. Ю. Сангер, П. Н. Процкой, Г. И. Карен, Ф. П. Мей) и 2 прапорщика (Д. И. Букреев и Г. К. Веневитинов). Причем Федор Петров сын Мей, судя по описанию его ран, попал в серьезную переделку: «ранен на шее в дву местех, поколоно копьем, да на правом плече да на локте порублено саблею, да на спине по правую сторону поколоно копьем наискось, да на левом плече в двоем месте подле шеи и по суставу порублено саблею, да на правой ноге выша колена в двоем месте поколоно копьем наискось, раны тяжелы». Рядовых в полку Гопта было ранено 67 человек (из них — 62 из лука), при этом многие легко, а в шквадроне А. Шарфа — 22 копейщика (из них 21 — из лука)[771]. В полку Б. Беника ранены были двое офицеров, майор-иноземец С. Ф. Федоров («ранен копьем по горлу») и поручик «из руских» В. Д. Инин («ранен из лука в кишку выше пупа»), а также и 27 солдат (26 — из лука)[772]. При этом убитых во всех трех формированиях не записано ни одного.

В меньшей степени татарская атака затронула другие полки Казанского разряда: рейтарский Христофора Ригимона, стрелецкий С. Кровкова и два солдатских полка — Воронежский А. Девсена (Девсона) и Симбирский Е. Линстера (Липстрома). Полк Ригимона понес заметные потери ранеными в офицерском составе: легко ранен из лука майор О. В. Линенбек, «из лука в голову выше затылка» — ротмистр И. Д. Некрасов, из луков же были ранены поручики Н. Я. Кулагин и Г. Т. Безпорточной («в левую ногу в стегно против естества»), а также пятеро прапорщиков. Рядовых рейтар было ранено 11 человек (10 — из лука), убито — пятеро (каким образом — не указано)[773]. В стрелецком полку Кровкова были ранены капитаны Е. А. Бехтеев, Л. Т. Шестаков и М. И. Шестаков и двое стрельцов (все из лука, причем Бехтеев — 2 раза)[774]. В Симбирском полку Линстера (Липстрома) был ранен поручик В. К. Ванцев (из лука «ниже левой титки» в двух местах и копьем в спину) и 7 солдат (все из лука), 2 убиты, 2 пропали без вести; в Воронежскому полку А. Девсина (Девсона) ранен был и вовсе один солдат[775].

Об ответе на татарские стрелы интенсивным ружейным и артиллерийским огнем свидетельствуют ранения нескольких служилых людей: трое стрельцов полка С. Кровкова были «на бое опалены зельем», у одного солдата полка Беника — И. К. Щедрина было «из пушки ополено лицо»[776]. При этом огнестрельные ранения присутствовали и у ратных людей Казанского разряда: 16 мая из пищали были ранены городовой дворянин из Ржевы-Володимеровой А. И. Болкавин, рейтары полка Гопта П. В. Григорьев («ранен в левое плечо ис пищали и пулка стоит в нем») и А. В. Поминов, рейтар полка Ригимона Я. М. Мишуков («в голову выше правой брови») и солдат Воронежского полка А. И. Миронов[777]. Были ли это результаты «дружественного огня» либо редкого обстрела русского войска немногочисленными вспомогательными османскими отрядами, остается только гадать.

Вышеописнный характер боя определил небольшое число потерь, которые полк Шереметева 16 мая понес убитыми (16 человек) при впечатляющем количестве раненых — 234 человека. Это среди прочего показывает и невысокую эффективность обстрела из луков боевых порядков противника с целью нанесения ему именно безвозвратных потерь (впрочем, при тогдашнем уровне медицины, когда значительная часть тяжелораненых впоследствии умирала из-за сепсиса, часть санитарных потерь могла в скором времени превратиться в безвозвратные), в то время как русский артиллерийский и ружейный огонь должен был быть в этом плане гораздо более результативным, о чем свидетельствует и такой заслуживающий доверия наблюдатель, как Гордон.

Невилль тем не менее замечал, что крымцы, несмотря на отступление и, следовательно, поражение в битве, добились «преимуществ» и захватили добычу, а русским, разбив лагерь, еще предстояло озаботиться поисками воды[778]. После битвы состоялись похороны тел погибших сумцев и ахтырцев. Эти полки везли на своих повозках легкие суда, возможно для десанта за Перекоп, но теперь из-за массовой гибели полковых лошадей в ходе сражения их пришлось изрубить и сжечь[779].