Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

Объезд генералом Обручевым области, его объяснения царского манифеста и его личные связи внесли успокоение не только в широкие массы населения, но и в те круги, которые считались крайними и непримиримыми с положением, созданным Берлинским договором и международной комиссией. Эти круги являлись руководителями гимнастических обществ, представлявших собой организованную часть народа. Их сила проявилась на первом, неофициальном областном собрании, проходившем в Сливене. Оно длилось почти всю неделю, и в нем приняли участие делегаты от всех околий Южной Болгарии. Я был единственным представителем пазарджикской околии. Сливен был выбран как чисто болгарский город, удаленный от иностранных интриг, где патриотическое движение было очень сильным. Наши решения держались в тайне от всех, кроме русских высших кругов. Планы, которые строились там, состояли в том, что народ должен быть готов сопротивляться и с оружием в руках, если в области появятся регулярные или иррегулярные войска. По поводу этого вопроса имел место спор. Но когда из торжественно высказанной воли императора стало ясно, что не будет гарнизонов в Балканах, что внутренний порядок будет охраняться румелийской милицией и жандармерией, воинственная запальчивость ослабла, и решения сливенского областного собрания утратили свое значение.

Поездка генерала Обручева имела решающее значение для поведения русских офицеров. До той минуты была заметна какая-то разница между русскими дипломатическими представителями и русскими оккупационными властями. Множество офицеров верило, что Россия добровольно и искренне не подчинится несправедливым и унизительным для их победоносного оружия решениям Берлинского договора; но когда они услышали из уст царского посланника слова, ясные и категоричные, гласившие, что подписанное императором или его полномочными представителями свято и неизменно, они сосредоточили всю свою деятельность на подготовке болгар к новым условиям. И это получилось так удачно, что переход из одной стадии в другую произошел почти незаметно для внешнего взора, и когда в Пловдив приехал только что назначенный главный управляющий Восточной Румелией Алеко Богориди[410], все управление находилось в руках представителей местного населения, которые уже приобрели опыт во время русской оккупации. Большая часть служб была приспособлена к положениям Органического устава.

Отправка последних русских войск

Сколь ближе становился день, когда последние остатки русских оккупационных войск тронутся в путь, столь сильнее замечалась привязанность, возникшая между обоими единоплеменными и единоверными народами. Военная жизнь везде груба. Победители горды. В эпоху освобождения болгарские города не предоставляли никаких удобств. В Пазарджике, где я продолжал учительствовать, не существовало никаких казарм или других общественных зданий, в которых помещались оккупационные войска. Потому городской совет был вынужден определить квартиры как для офицеров, так и для солдат. При таких условиях не могли не возникнуть недоразумения между хозяевами домов и живущими бесплатно квартирантами. Даже когда войска той же народности, что и население, все же их проживание в домах становится докучливым и приводит к столкновениям. Я сам жил на квартире (конечно, платя за наем) и имел прекрасную возможность наблюдать, что происходит в соседних домах. К моему большому удивлению, я не заметил насильственных действий с одной стороны или противодействия — с другой. Русские офицеры в целом были очень учтивы, а солдаты — исключительно услужливы. За несколько месяцев они стали частью семей и делали почти все работы по дому, которые им поручали хозяева домов: кололи дрова, мели, носили воду и пр. Но если сегодня разместить болгарские войска в домах какого бы то ни было города, взаимные раздоры и обвинения будут большими, за значительно меньшее время населению это надоест, и оно выдохнет, когда войска уйдут. Я ожидал, что жители Пазарджика хорошо проводят своих долгих гостей, но одновременно и обрадуются, поскольку дома освободятся от солдатского опустошения. Потому я был поражен, когда заиграла музыка, забили барабаны и по широкой длинной улице начали становиться в строй солдаты и офицеры. Все ворота были раскрыты. Все домочадцы вышли проводить войска. Это были не солдаты и офицеры, пришедшие из далекой земли, а близкие люди, оставившие незабываемые воспоминания. «Прощай, Ваня». «До свидания, Пенко!» После рукопожатия — вручение букетов, горькие слезы. В конце концов была дана команда «По коням!». Тронулись бескрайние ряды. С обеих сторон улиц слышались поздравления, махали руками. Дети кричали: «Ура!» И через час город опустел и стал походить на мертвый. Все ощущали какую-то пустоту. Вместо облегчения население почувствовало тоску. Уход русских войск был уходом близких людей.

Русские о русско-турецкой войне 1877–1878 гг.

С. А. Цуриков «Подробности пережитого счастливого прошлого»