Давление на Александра I со стороны консерваторов при дворе, безусловно, было значительным. Среди них был Н. М. Карамзин, который в своей популярной «Записке о древней и новой России» 1811 года утверждал, что дворянство имеет исключительные права на землю. Карамзин воспользовался случаем, чтобы подробно описать все ужасы, которые принесет освобождение крепостных. Также проявил себя религиозный консерватор, член-основатель и будущий секретарь Библейского общества В. М. Попов, который с необузданной враждебностью отреагировал на появление в том же году русской версии брошюры польского графа Валериана Стройновского в поддержку освобождения «Об условиях помещиков с крестьянами». Попов немедленно написал царю, предупредив его, что «в России не созрели еще умы к восприятию лестного, но и опасного, дара вольности». Александр I резко возражал против покровительственного тона Попова и язвительно упрекнул его. Царь резко отвергнул его просьбу и напомнил ему, что даже во времена Екатерины II «мысли подобные не сочтены были столь опасными, как вы их представляете»[675]
. Но Попов был не один, и Александр I во всяком случае в целом действовал так, как если бы он был с ним согласен.Однако в том же 1811 году Александр I изменил закон в отношении права помещика высылать своих крепостных в Сибирь. Он постановил, что крепостных крестьян больше нельзя сослать в Сибирь по указанию помещика, а только по приговору суда в связи с особым правонарушением, установленным законом. Точно так же законы, принятые в 1808 и 1809 годах, сделали незаконным для помещиков продажу отдельных крепостных или отправку их в Сибирь за мелкие нарушения и отныне обязывали их кормить своих крепостных во время нехватки продовольствия.
Однако, когда 3 марта 1822 года, в соответствии с реакционным курсом, избранным после поражения Наполеона, Государственный совет постановил восстановить право помещиков высылать своих крепостных в Сибирь «за дурные поступки», Александр I одобрил это решение. Впервые за двадцать один год его правления это решение значительно укрепило власть помещиков над своими крепостными. Поддержка Александром I резолюции Государственного совета стала самым большим препятствием в деле освобождения крепостных с момента его вступления на престол и была названа некоторыми комментаторами апогеем крепостничества в России[676]
.Тем не менее, как бы ревностно Александр I ни контролировал щекотливый вопрос освобождения крепостных, из его инструкций по разработке предложений по данному предмету видно, что царь относился к нему очень серьезно даже во время «реакционной», посленаполеоновской части своего правления. Например, С. М. Кочубей, один из арестованных (18 января 1826 года) в связи с восстанием декабристов, отрицал какую-либо связь с тайными обществами или знание о них и вместо этого предположил на допросе, что он, скорее всего, был арестован по подозрению в причастности к делу освобождения крепостных. Это произошло потому, что, как утверждал Кочубей, в 1817 году царь разрешил генерал-губернатору Санкт-Петербурга тайно показать ему императорское распоряжение о разработке порядка освобождения крепостных. Кочубей работал над этим проектом больше года, и черновик был представлен Александру I, который затем приказал ему отвезти документ в Варшаву на рассмотрение Новосильцева. Следовательно, пояснил Кочубей, «[c]екретное занятие мое могло быть иначе истолковано и задало может быть на меня подозрение»[677]
. Его версия событий была принята, и Кочубей был освобожден без предъявления обвинений чуть более чем через месяц, 21 февраля.В 1818 году, в год своей варшавской речи, царь тайно поручил Аракчееву составить проект об отмене крепостного права, который бы, по его словам, «сопряжен был с выгодой помещиков и возбудил бы в них самих желание содействовать правительству к уничтожению крепостного сословия в России». Но ввиду оговорки Александра I о том, что предложенный проект не должен расстраивать дворянство, Аракчеев ограничился оценкой непомерно высоких финансовых последствий эмансипации. Вопреки вероятным ожиданиям, его изыскания привели к удивительно радикальному предложению об освобождении крестьян с землей с помощью системы государственных кредитов, призванной обеспечить помещикам «мягкую посадку», позволяя им использовать государственные займы для развития своих имений.