Русское дворянство времен Александра I

Розен называет поджог Москвы, убытки, понесенные дворянством и купцами, и полное разорение крестьян как достаточные основания для того, чтобы правительство сосредоточило внимание на внутреннем состоянии страны и на улучшении всех аспектов внутренней политики. «Сие обстоятельство, — как писал в своих мемуарах А. И. Михайловский-Данилевский (который сам не был декабристом), — может послужить объяснением, отчего молодые люди честных родителей, с добрыми наклонностями, отличного поведения и пожертвовавшие жизнью на поле чести, сделались наконец ужасными преступниками». Декабрист М. А. Фонвизин, впечатляющий военный послужной список которого включал назначение адъютантом генерала А. П. Ермолова и заметную храбрость под Бородином, 2 февраля 1826 года показал Следственному комитету, что две командировки за границу «открыли мне много идей политических, о которых прежде не слыхивал»[807]. Это побудило Фонвизина к активному участию в заговоре декабристов, за что он был впоследствии сослан в Сибирь вплоть до 1853 года, года своей смерти.

В январе 1826 года барон В. И. Штейнгейль, другой ветеран войны 1812 года, вступивший в Северное общество в 1824 году и участвовавший в восстании на Сенатской площади, писал из Петропавловской крепости Николаю I: «1812 год соединил всех к одной цели — защите отечества и престола. Настал вожделенный мир! Монарх, от всех благословенный, возвратился ко всеобщей радости. Все, казалось, обещало эпоху, от которой начнется период внутреннего благоустройства. Ожидание не сбылось». Точно так же 24 февраля 1826 года, менее чем за пять месяцев до казни за убийство графа М. А. Милорадовича на Сенатской площади, П. Г. Каховский писал Николаю I: «В 1812 году нужны были неимоверные усилия; народ радостно все нес в жертву для спасения отечества. Война кончена благополучно, монарх, украшенный славою, возвратился, Европа склонила пред ним колена; но народ, давший возможность к славе, получил ли какую льготу? Нет!»

Каховский, несомненно, не знал, что, в отличие от российского разочарования в царе, которое он наблюдал и испытывал, один испанский государственный деятель рекомендовал 5 мая 1814 года установить памятник и отчеканить медаль в честь Александра I как освободителя Европы[808].

В недатированном письме Николаю I поэт-декабрист А. А. Бестужев прямо связал зарождение независимой мысли в России с поражением Наполеона. И. Д. Якушкин, один из основателей раннего декабристского тайного общества «Союз спасения», упомянул в первых строках своих мемуаров о значении 1812 года как сигнала к пробуждению русских: «Война 1812 г. пробудила народ русский к жизни и составляет важный период в его политическом существовании». В 1870‐х годах М. И. Муравьев-Апостол, амнистированный в 1856 году после тридцати лет в сибирской ссылке за ведущую роль в восстании Черниговского полка на юге, назвал свое поколение «детьми 1812 года»[809]. 29 января 1826 года молодой Муравьев-Апостол засвидетельствовал, что «первые вольнодумческие и либеральные мысли» у него появились во время его пребывания в Париже в 1814 году. «До того я не знал о существовании конституции», — признался он[810].

Статус-кво в послевоенной России: под вопросом, но без изменений?

Опыт 1812 года и его последствия полностью изменили Александра I. Его настиг все более модный мистицизм, который заставлял его прислушиваться к реакционным голосам в своем окружении. Главным из них был А. А. Аракчеев, строгость, целеустремленность и зашоренность которого отражали основные черты самого царя, сильно изменившегося. Хорошо известно, что во второй половине правления Александра I пропасть между сторонниками и противниками либеральных реформ увеличивалась. Первые были воодушевлены политикой первых лет правления Александра I, находившейся под влиянием Запада, и хотели, чтобы она развивалась и продолжалась. Последние, «инертные и невежественные», по словам С. А. Корфа, были против любых дальнейших изменений, и даже тех, которые уже были достигнуты до 1812 года. Именно этому мировоззрению правительство уступило, увеличивая таким образом раскол и создавая предпосылки к событиям 1825 года.