Неожиданная смерть Александра I и последовавшее после нее междуцарствие ознаменовали столь же неожиданный поворотный момент в истории Российской империи в целом, но, возможно, прежде всего в истории русского дворянства. Это дало декабристам-заговорщикам необходимый стимул действовать. Достаточно типична скорая реакция члена Северного общества И. И. Пущина, озвученная им в письме от 12 декабря: «Случай удобен; ежели мы ничего не предпримем, то заслуживаем во всей силе имя подлецов»[939]
. Без такой возможности тайные общества, по всей вероятности, исчезли бы из‐за отсутствия какого-либо консенсуса относительно дальнейших действий. Или же их участники были бы арестованы в начале нового правления по приказу Николая I, после доносов И. В. Шервуда (июль 1825 года) и А. И. Майбороды (ноябрь 1825 года), которые Александр I оставил без внимания и которые были найдены среди его бумаг[940]. А. Н. Голицын подтвердил, что «Александр знал о заговоре, но давал ему дозревать. Это делал он по политическому расчету и по нерешительности, которая составляла господствующую черту его характера»[941]. В любом случае восстание декабристов должно было оказать значительное влияние на политическое будущее русского дворянства. Именно этот вопрос составляет основную тему заключительного раздела настоящей главы, опирающегося на мемуары и переписку того времени, а также на такой важный вклад в научную литературу, как основополагающая статья Н. К. Пиксанова 1933 года[942].Восьмидесятисемилетний педагог и историк А. Т. Болотов был среди тех, кто задним числом утверждал, что опасности, исходящие от «карбонариев» и «свободомыслящих», не только в двух столицах, но и во всех регионах России, давно были известны «всем нам». В письме от 30 января 1826 года своему внуку М. А. Леонтьеву он писал, что в отсутствие каких-либо заметных действий со стороны правительства и в контексте повсеместного недовольства всех классов его недостатками «того ждали и опасались, чтоб не наделали они каких бед и не возникла б какая-нибудь бедственная для нас революция?» И Болотов, и Леонтьев жили в Тульской губернии, и, хотя оба они осуждали переворот декабристов, их общее мнение о том, что правительство Александра I не смогло решить экономические проблемы России и справиться с повсеместной коррупцией, несомненно, было характерно для значительной части образованного провинциального дворянства[943]
.А. П. Беляев, мемуары которого мы цитировали в предыдущих главах, утверждает, что именно Александр I посеял семена либерализма и конституционной политики с самого начала своего правления и продолжал развивать их до конца жизни. Образованное общество восприняло эти идеи, но затем Александр I оказался бессильным предотвратить их дальнейшее распространение с Запада в Россию. Беляев полагал, что в восстановлении стабильности в России его преемнику, как это ни парадоксально, помогло восстание декабристов и последовавшее его подавление. Это произошло потому, что восстание вызвало такую панику среди образованного общества, что большинство стремилось продемонстрировать свою верноподданническую лояльность императору, а также полную поддержку его действиям и политике его правительства. Тем не менее по той же причине, «если бы не это несчастное восстание», Беляев уверен, то Николай I инициировал бы все более неизбежную коренную реформу государства, «совершенную теперь великим его сыном и Преемником». Но, как бы то ни было, «это несчастное происшествие дало ему [Николаю] другое направление»[944]
. Оценка Беляева была поддержана годами позже Н. К. Шильдером, биографом Александра I и директором Императорской публичной библиотеки в Санкт-Петербурге с 1899 по 1902 год, который писал об ответственности декабристов за последующее укрепление самодержавия: «Это печальное событие надолго отдалило возможность какой бы то ни было либеральной реформы в России»[945].