Историческое повествование о «национальной» России, о которой писал Герцен, как в период предшествовавший правлению Александра I, так и спустя многие годы после его смерти, указывает на неизменную стойкость народной веры в абсолютную власть единого правителя, в образе царя ли, генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза или президента Российской Федерации. Она возникла давно и остается глубоко укоренившейся в традициях и обычаях преобладающей социально-политической культуры. В XIX веке такая вера в помазанника Божьего была достоянием не только подавляющего большинства русского дворянства, но и всех других сословий, особенно крестьянства. Общая убежденность в мягком патернализме верховной власти по отношению ко всем классам и положению ее подданных была абсолютной. Этот неоспоримый факт делал вызов, с которым столкнулись «европеизированные» дворяне-реформаторы, в том числе декабристы, еще более устрашающим и в конечном итоге непреодолимым. Любое возможное воздействие, которое европейские концепции свободы и демократии могли оказать на Россию, было неизбежно омрачено присущей России пассивностью, долготерпением и консерватизмом подавляющего большинства ее населения, особенно дворянства, и не только в эпоху Наполеона[987]
.Нельзя сказать, что правителям России всегда гарантировалась единодушная поддержка снизу. Само ее отсутствие обеспечило насильственное свержение династии Романовых в 1917 году спустя 305 лет после ее воцарения (в течение которых четыре царя были убиты). То же можно сказать и про распад СССР в 1991 году, спустя 74 года после революционных потрясений 1917 года, вызвавших в конечном итоге его появление на карте. Такой бурный список свидетельствует о том, что в отсутствие развитых правовых и политических институтов, начиная с независимой судебной системы, успешного искоренения коррупции и эффективных парламентских партий, необходимых для обеспечения должным образом избранных и пользующихся широкими полномочиями правительств, сдвиги в историческом пути России неизбежно были внезапными, резкими и эпохальными.
В самом деле, вышеизложенное вполне может служить полезным перечнем хронических линий разломов в управлении Россией, которые столь же применимы ко времени правления президента В. В. Путина сегодня, как и к правлению императора Александра I два столетия назад. Если бы М. М. Сперанский мог наблюдать сегодняшнюю ситуацию, то он, как главный архитектор многих нереализованных реформ Александра I, несомненно, нашел бы нынешнее политическое и институциональное устройство в Кремле удручающе знакомым. Более того, такое сопоставление показывает, что непримиримые противоречия между сторонниками агрессивно оборонительного статус-кво и потенциальными, но все более разочаровывающимися реформаторами создают и, по-видимому, продолжат создавать постоянную угрозу стабильности и устойчивости этого статус-кво в долгосрочной перспективе[988]
.Несмотря на то что правительственные учреждения как в столицах, так и в губерниях в основном укомплектовывались дворянством во времена Александра I, потенциал сословия как корпоративного целого в конечном итоге не соответствовал власти, которой обладала всецело только одна фигура — император. В случае неспособности императора выполнять свои функции остро вставал вопрос передачи власти, а будущее государства становилось неопределенным. Явное уныние Александра I и фактическое отречение от своего уникального руководящего положения в последние годы его жизни не дают оснований принять утверждение одного исследователя о том, что «во второй половине царствования, после победы России над Наполеоном, Александр I обрел самостоятельность»[989]
. Скорее источники свидетельствуют о том, что Александр I предпочел игнорировать дворянство, он все более и более пренебрегал почти всем остальным в России, на деле предоставив несчастному Аракчееву управлять империей вместо него.