Тем не менее только у детей из благородных и зажиточных семей был шанс получить всестороннее базовое домашнее образование, и только в том случае, если их родители позаботились об этом. Как и в наши дни, роль родителей в определении курса обучения своих детей была решающей. Как выразился П. М. Майков, цитируя Н. С. Мордвинова в своей статье 1905 года об адмиральском архиве, именно попечения родителей об образовании своих детей и, прежде всего, их собственный пример закладывали основы любых положительных качеств в жизни: «дом родительский есть начальное училище», особенно для дочерей в семье, у которых было меньше шансов получить формальное образование в дальнейшем. Но даже в этом случае, утверждал Мордвинов, родители были вправе ожидать поддержки от «правительства самовластного, в котором воля государя и его пример имеют необыкновенную силу, [и которое] не лишено способов вспомоществовать и домашнему воспитанию своего народа»[146]
. В семье Пестелей, например, родители, очевидно, воспринимали «воспитание детей как священный долг в прямом смысле этого слова»; более того, они считали своим безусловным долгом перед государством следить за тем, чтобы их дети были надлежащим образом образованы[147]. Однако, по мнению С. А. Корфа, такие родители были исключением: если кто-то и был виноват в том, что молодое поколение дворян было плохо подготовлено к вызовам современной эпохи, так это их родители, «воспитывавшие своих детей в праздности и специально культивировавшие в них убеждение, что работа не дворянских рук дело»[148].Немногие дворянские мемуаристы этого периода в деталях описывали свое домашнее образование, но есть одно или два исключения. В своих воспоминаниях С. А. Тучков подробно освещает эту сторону жизни дворянской усадьбы. Он описывает, как его «учили читать по старинному букварю и катехизису, без всяких правил», и именно так большинство дворян средней руки начали свое образование. У него было два учителя, дьячок и солдат, ни один из которых не знал, как сделать свои уроки полезными или интересными. Точно так же П. А. Вяземский жаловался на качество своих наставников, которые были иностранцами, а также на полное отсутствие учителей — носителей русского языка. Сергею Тучкову, однако, повезло больше других: ему преподавал немецкий лютеранский пастор, хотя его учитель русского языка «ни малейшего понятия не имел ни о грамматике, ни о правописании»[149]
.Воспоминания М. А. Дмитриева, воспитанника Благородного пансиона при Московском университете, дают интересную картину культурного уровня провинциального дворянства его детства в первое десятилетие XIX века. Дома его не учили русской грамматике, потому что некому было учить ее: «Никто не знал даже правописания». Что касается религиозного обучения, изучение катехизиса было сочтено ненужным. В деревне было два священника, но оба они были неграмотны и совершенно не имели представления о церковных догматах. С другой стороны, у деда Дмитриева была большая библиотека, включающая произведения по истории, путешествиям, романы и сочинения русских писателей, но не было ни одной книги по религии или духовным вопросам. Получить Библию было невозможно, и Дмитриеву довелось увидеть экземпляр только тогда, когда она была опубликована Русским библейским обществом, основанным А. Н. Голицыным в 1812 году и к которому в феврале следующего года присоединился царь Александр I. Тогда дед Дмитриева приобрел Библию для своей библиотеки, но так и не прочел ее, а Псалтирь считал «только годным читаться по умершим». В то же время в его библиотеке все же было трехтомное собрание сочинений Вольтера, а также русский перевод его рассказов. Дмитриев завершает свой рассказ о домашнем воспитании на иронической ноте: «Чего было ожидать от такого воспитания?»[150]
Пути карьерного роста и социальная мобильность