Учитывая медленные темпы улучшений, неудивительно, что у раздражительного Александра I часто возникали поводы жаловаться на задержки в управлении государственными делами своим правительством, в том числе на неспешную работу Сената. В попытке улучшить положение он предложил Сенату найти более эффективные и действенные рабочие процедуры. Однако, точно иллюстрируя проблему, которую поднял Александр I, Сенат не смог должным образом отреагировать даже на этот стимул со стороны императора, и «дела по-прежнему тянулись до бесконечности»[464]
. Это был один из нескольких постоянных источников фрустрации и разочарования Александра I и причина ощутимой напряженности между ним и дворянством, особенно высшими чиновниками в его администрации и при дворе.Это также дает некоторые основания для мнения, что Александр I не питал особой привязанности или уважения к дворянству как к сословию и всегда сохранял несколько негативное отношение к своим русским подданным в целом[465]
. Декабрист И. Д. Якушкин вспоминал, например, что «[д]о слуха всех беспрестанно доходили изречения императора Александра, в которых выражалось явное презрение к русским». Якушкин приводит в пример случай в Зимнем дворце, когда император, «говоря о русских вообще, сказал, что каждый из них плут, или дурак»[466]. Александр I не менее язвительно относился и к некоторым придворным из своего окружения. В 1820 году он пожаловался прусскому королю Фридриху-Вильгельму III, что он «окружен негодяями» и что он «многих хотел прогнать, но на их место явились такие же». Несомненно, поэтому он предпочитал приближать дворян не из знатных семей старой аристократии, члены которой были недостаточно сговорчивы, а из рядов более послушного дворянства среднего ранга или нового служилого дворянства. Он также назначил большое количество иностранцев на русскую службу, что вызвало сильное недовольство самих россиян. «Чтобы понравиться властелину, нужно быть или иностранцем, или носить иностранную фамилию», — сетовал декабрист А. М. Муравьев. Как известно, на вопрос Александра I, какой должна быть награда за его военные заслуги, генерал А. П. Ермолов ответил: «Государь, сделайте меня немцем!» Не менее известным было замечание Александра I герцогу Веллингтону на военном смотре во Франции в 1814 году, которое расслышали другие присутствовавшие. Когда Веллингтон похвалил впечатляющую организацию русских войск, царь ответил, что этим он обязан иностранцам[467]. Возможно, поэтому неудивительно, что одной из целей ранней организации декабристов, «Союза спасения», было противодействие присутствию иностранцев на русской службе.Одна иностранка не менее критично относилась к русскому дворянству, чем сам Александр I. Речь идет о знаменитой хозяйке интеллектуального салона Жермен де Сталь. Трижды изгнанная из Парижа Наполеоном в первое десятилетие века, она много путешествовала по Центральной Европе и России. Ее наблюдение подтверждает настойчивость Александра I в частом обращении к иностранцам для укомплектования его администрации в отсутствие компетентных кандидатов из числа соотечественников. Как она писала о русском дворянстве:
Большая часть русских аристократов говорит так красиво и с таким приличием, что на первый раз часто впадаешь в иллюзию относительно степени ума и знания у людей, с которыми говоришь. На минуту можно почувствовать себя хорошо в этой блестящей атмосфере, которая приятно развлекает; но в конце концов в ней нельзя ничему научиться, нельзя развивать своих способностей, и люди, проводящие время таким образом, не приобретают никакой способности ни к умственному труду, ни к делам.
По ее мнению, русские дворяне привыкли иметь неограниченную власть над своими крестьянами и поэтому хотели, чтобы царь «был всемогущ» и служил им опорой в этой власти. Несмотря на все, выражаясь словами Дубровина, «либеральные мечтания», это желание, несомненно, разделялось Александром I[468]
.Возможно, начало противоречивых отношений между царем и российским дворянством относится к ранним годам правления Александра I, а именно к необычной встрече царя с Наполеоном в Тильзите в Восточной Пруссии летом 1807 года. Как мы увидим, его итогом, к удивлению петербургского двора и тревоге знати, стало обязательство Александра I поддержать Францию и ее наполеоновский проект. Однако свидетельство того, что не все было хорошо в отношениях между Александром I и российской знатью, можно найти и в собрании документов того времени, опубликованном в Лейпциге в 1880 году.