Уступки, полученные Наполеоном от царя, включали согласие России присоединиться к континентальной блокаде Британии, начатой Наполеоном в 1806 году, если к следующему 1 декабря попытки Александра посредничать с Лондоном потерпят неудачу; предоставить Франции владение Ионическими островами и большей частью побережья Далмации; вывести русские войска из Дунайских княжеств. В свою очередь, в то время как польские владения России должны были быть признаны российскими на неограниченный срок, вся прусская и австрийская Польша должна была быть объединена в единое новое государство — Великое княжество Варшавское.
Когда ее условия стали более широко известны, сделка, которую заключил Александр I с Наполеоном, стала настоящим потрясением как для знати, так и для российского общества в целом. Лишь недавно в каждой церкви страны провозглашалось, что Наполеон является великим предателем христианской веры, «зверем апокалипсиса» и врагом рода человеческого. Это было еще свежо в умах людей[475]
. Широко распространенное недоверие, вызванное Тильзитом, имеет явные исторические параллели со столь же внезапным разворотом в ХX веке, представленным пактом Риббентропа — Молотова о ненападении, который в августе 1939 года привел к столь же невероятному и столь же злополучному союзу между Сталиным и Гитлером.Послы теперь сообщали в своих депешах из Санкт-Петербурга слухи о готовящемся свержении царя в России и других угрозах престолу. Причина брожения была напрямую связана c политикой Александра I по умиротворению Наполеона. В депеше от 28 сентября 1807 года ко двору короля Густава Адольфа IV шведский посол барон (впоследствии маршал) Курт де Стединг описал ситуацию в России как безнадежную: «Неудовольствие против императора все возрастает, и на этот счет говорят такие вещи, что страшно слушать». Донесения Стединга пользовались большим уважением в Стокгольме из‐за его глубокого знания дипломатического корпуса Санкт-Петербурга (он был близким другом посла Сардинии Жозефа де Местра) и российской бюрократии, а также из‐за личного расположения, которым он пользовался при российском дворе[476]
. Стединг сообщил, что призывы к отстранению Александра I и замене его сестрой, великой княгиней Екатериной Павловной, звучали вполне открыто. Что еще хуже, по мнению посла, царь упорно отказывался прислушиваться к откровенно выражаемому со стороны дворянства недовольству его правлением, а вместо этого обвинял во всем внешние силы, особенно назойливых британцев, и «те миллионы, которые они тратят на обеспечение союзников»[477].Репутация Александра I была серьезно подорвана его очевидными попытками умиротворить Наполеона в Тильзите в 1807 году. Для русского двора этот эпизод был не чем иным, как «пиар-катастрофой». Он занимал первое место в списке действий царя, на которые жаловался видный член его двора Н. Н. Новосильцев, член Негласного комитета, протеже Адама Чарторыйского и фаворит Александра I, — причем жаловался слишком громко, рискуя своим положением. Розенкампф вспоминал, что Новосильцев довольно открыто выражал свое негодование по поводу того, что царь не смог должным образом признать его заслуги, резко и публично выразился против Тильзитского договора и умиротворения Россией Наполеона, а также против пристрастия министра торговли Н. П. Румянцева ко всему французскому и против оккупации Финляндии. Кроме того, Новосильцев выступил против катастрофических экономических последствий неизбежного разрыва с Великобританией из‐за присоединения России к континентальной системе. На одном общественном мероприятии Новосильцев переступил грань, и его неосторожные слова дошли до царя. Неудивительно, что они ускорили временный разрыв между Александром I и Новосильцевым. Новосильцев был снят с поста помощника министра юстиции в 1808 году, где его сменил восходящий Сперанский. Тем не менее он оставался президентом Императорской Академии наук до 1810 года.
Падение популярности царя, вызванное договором, привело к распространению в 1807 году проекта петиции к Александру I, призывающей его проявлять большую твердость в иностранных делах[478]
. Это сопровождалось в течение следующих нескольких лет ростом антифранцузских настроений в российском высшем обществе, которые в первую очередь касались самого Наполеона и его посла в Санкт-Петербурге генерала Армана де Коленкура. Чувства накалились настолько, что, когда в сентябре 1809 года знаменитая М. А. Нарышкина устроила в своем загородном доме грандиозный праздник с фейерверком и ужином на 200 человек, ни посла Франции, ни одного француза вообще не пригласили[479].