Русское масонство

Вот почему нам кажется безусловно верной версия о закрытии масонских лож, сообщаемая в уже цитированной записке особенной канцелярии Министерства полиции. По этой версии, император Павел, приехав в Москву на коронацию, повелел профессору Маттеи, управлявшему ложей Трех мечей, созвать всех главных масонов. Государь приехал на собрание и предложил присутствующим высказаться, не признают ли они за лучшее прекратить масонские собрания ввиду распространившихся со времени Французской революции правил и продолжающихся покушений на общее мнение. Все ответили отрицательно, только Провинциальный Великий Мастер рижских лож барон Унгерн-Штернберг высказал, что мера, предложенная государем, необходима, особенно для пограничных губерний, куда могут проникать всякого рода люди. Государь остался доволен заявлением Унгерн-Штернберга и сказал: «Не собирайтесь более до моего повеления». По другой версии (Рейнбека), император, явившись в Москве на собрание влиятельнейших масонов, обошелся с ними весьма любезно, подал каждому руку и сказал: «В случае надобности пишите мне просто, по-братски и без всяких комплиментов». Братья же просили с открытием лож повременить. В том и другом случае, в кратковременное царствование императора Павла, русские масоны обречены были на безгласное существование.

Очерк свой мы должны закончить опровержением загробной клеветы на масонов. По темному преданию, Павел I, как нарушивший клятву ордена каменщиков, не покровительствовавший им и не разрешавший им собраний, был присужден масонами к смерти. Как ни увлекательно это предание для талантливого романиста, для историка оно не может иметь никакого значения: в огромной литературе о смерти Павла I нет ни малейшего следа участия в этом деле масонского ордена. Истина заключается разве в том, что среди недовольных правлением Павла были лица, принадлежавшие ранее к масонским ложам, но, повторяя слова Карамзина, мы спросим: кто же в России оплакивал смерть императора Павла?

Т. О. Соколовская Раннее Александровское масонство

Ныне, когда феникс масонничества под благотворным скиптродержанием благословеннейшего из монархов получил новое бытие свое, мы видим ежедневно наш Восток озаряющимся новым блеском славы и добродетелей первейших мужей в государстве, приступивших к нашим братским работам.

Речь князя М. П. Баратаева

Под всемилостивейшим и умиротворяющим скипетром нашей Августейшей Монархини благотворный свет чистейшего и истинного франкмасонства, который, никогда навеки не угасая, скрывается порой под сенью таинственности, дабы избежать поругания и преследования, вновь озаряет восток в Санкт-Петербурге, в древней столице России и самых отдаленных провинциях обширной империи.

Печатный циркуляр ложи «Елисаветы к Добродетели»

I Возрождение масонства

На утренней заре царствования императора Александра I русские масоны различных направлений объединены были одной мыслью: вернуть ордену вольных каменщиков утраченное им в России значение.

Круг вольных каменщиков, работавших втайне со времени заключения Николая Ивановича Новикова в 1792 году в Шлиссельбургскую крепость, был невелик. Недовольство правительства императрицы Екатерины II было великим оселком стойкости: большинство братии поколебалось в верности орденским заветам и прекратило собрания в ложах. Однако, как показало будущее, эти «слабые духом братия» не вовсе порвали связь с орденом, а лишь благоразумно выжидали для каменщических работ «благоприятнейших времен». Круг мужей испытанной верности, не прерывая тайных собраний, сохранил для масонов XIX века духовные масонские заветы, важнейшие орденские акты, обрядники и символические предметы; эти верные братья, «столпы ордена», как именовали их вольные каменщики, сберегли искру масонства под пеплом запрещения.

Ложа «Пеликана к Благотворительности» сберегла заветы шведской системы; акты братства Злато-Розового Креста хранились у И. А. Поздеева и А. Ф. Лабзина, который в последний год дарения императора Павла Петровича усиленно старался о привлечении новых членов в тайно образованную им розенкрейцерскую ложу; старания его увенчались успехом…

На самом рубеже двух веков, 15 января 1800 года, в Петербурге открылись работы ложи Умирающего сфинкса под молотком А. Ф. Лабзина[328].