Читаем Русское молчание: изба и камень полностью

Осенью 1935 года об этом написали многие парижские газеты – как французские, так и русские, эмигрантские: у себя дома, во сне, от передозировки героина умер тридцатидвухлетний поэт Борис Поплавский. Смерть ненадолго всколыхнула русскую диаспору, видевшую на своем веку столько, что, казалось, ее трудно было чем-либо потрясти. Но в те давние времена такое было еще внове. Все подозревали самоубийство, но большинство друзей позднее подтвердило, что это было не самоубийство, а случайная гибель, впрочем, ставшая символической. Много лет спустя Нина Берберова в своем «Курсиве…» напишет об этом – «именно гибель, а не смерть и, вероятно, не самоубийство сделала его на один день знаменитым». Но Берберова оказалась не совсем права. Как раз трагическая гибель поэта навсегда сделала его легендой русского Монпарнаса – в чем-то похожего, а в чем-то нет на Монпарнас французский, о котором написаны десятки книг. В отличие от него о русском Монпарнасе долгое время существовали лишь главки в мемуарах, обрывки воспоминаний. Кафе были те же самые – «Селект», «Наполи», потом «Ротонда» и «Куполь», но русская богема почти не пересекалась с французской. Сюрреалисты во главе с Бретоном шумели где-то рядом, мечтая о «перманентной революции», русские же, прошедшие через 1917 год и гражданскую войну, были лишены каких-либо иллюзий на этот счет. Так что, несмотря на общность некоторых эстетических установок, взаимопонимание было невозможно. Для русской богемы Париж был пустыней, она грезила предреволюционным Петербургом. «Наше положение похоже на полярную зимовку многочисленной экспедиции, в то время как дни проходят и бесконечная полярная ночь длится, – писал Поплавский. – Не родниться же с эскимосами, ибо, несмотря на Пруста и Селина, – глубоко чуждо нам французское глубокомыслие, от пресыщения счастьем и свободой флиртующее с Советами».

«Русский Рембо» Поплавский при жизни напечатал лишь один сборник стихов «Флаги». Посмертно вышли еще два – «Снежный час» и «Венок из воска», а также фрагменты «Из дневников (1928–1935)», которые философ Николай Бердяев, редко писавший о современной литературе, почтил взволнованным и проникновенным текстом.

Потом была война, оккупация Парижа немцами, «незамеченное поколение» русского Монпарнаса разметало по свету, старики – от Мережковского до Бунина – умерли, и «золотой век» русской эмиграции в Париже канул в Лету. Естественно, что о Поплавском забыли.

Сначала его «воскресили» слависты во французских и американских университетах. В 1980-81 гг. трехтомник его стихов вышел в Беркли под редакцией Семена Карлинского. Но самое удивительное, что два его замечательных романа «Аполлон Безобразов» и «Домой с небес» пролежали под спудом более 50 лет и были впервые изданы в Питере лишь в 1993 году. В 1990-е годы в России было множество публикаций текстов поэта, и, наконец, появилась первая книга о нем французского слависта Елены Менегальдо «Поэтическая вселенная Бориса Поплавского» (Алетейя, СПб). В работе тщательно анализируется мироощущение Поплавского, основные архетипы его творчества: «небо», «море», «земля», «пустота», «одиночество», «смерть», мистический опыт, поиски Бога. Когда-то, в 1969 году, один советский критик процитировал стихи Поплавского как пример разложения эмигрантской поэзии. В 2000 году в Москве вышло трехтомное собрание сочинений поэта. Наверное, Поплавский был бы счастлив.

<p>Обособленный человек</p><p>(Юлиус Эвола)</p>

Один из главных парадоксов новейшей истории заключается в том, что победы в ней одерживали, условно говоря, «прогрессисты» и «либералы». Но грядущие за этим разочарования и катастрофы предвидели и предсказывали проигравшие – «реакционеры» и «консерваторы». В советские времена либералов ругали, к левым относились более благосклонно – так или иначе, информация о тех и других просачивалась через «железный занавес», тогда как об их правых оппонентах не было известно практически ничего. Барон Юлиус Эвола (1898–1974) – итальянский аристократ, «пламенный реакционер», философ, поэт, художник был одним из ярчайших представителей тех, кого ныне именуют консервативными революционерами, таких несхожих людей как Рене Генон, Эрнст Юнгер, Эзра Паунд, для которых современная цивилизация являлась не вершиной прогресса, а, напротив, – завершающей ступенью деградации рода человеческого. Названия работ итальянского традиционалиста говорят сами за себя: «Восстание против современного мира», «Доктрина пробуждения», «Фашизм с точки зрения правых», «Люди и руины» и др. Его перу принадлежит уникальная книга «Метафизика пола» (1956), по охвату материала и глубине проникновения в проблематику, без преувеличения, не имеющая себе равных в философско-психологической литературе XX века.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука