Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг.

Если судить не по словам, а по делам, от репутации Александра I как либерального монарха мало что останется. Самое знаменитое его нововведение отнюдь не либерально, более того, оно — один из символов реакционной политики. Речь о пресловутых военных поселениях (ВП), «процветание которых стало какой-то навязчивой идеей Александра Павловича… заботы о них были любимым предметом его занятий»[535]. Сегодня уже окончательно доказано, что идея эта принадлежала именно императору, а вовсе не Аракчееву, — сравнительно недавно К. М. Ячменихин обнаружил записку последнего о реформе армии (1815), в которой он прямо высказывается против учреждения ВП[536]. Двумя годами позднее детальное «Донесение о невыгодности военного поселения» предоставил генерал-фельдмаршал М. Б. Барклай-де-Толли, возражал и И. И. Дибич. Но самодержец остался глух ко всем этим доводам (ещё раз к вопросу о его слабоволии!).

Причины, вызвавшие, говоря словами Аракчеева, «сие новое, никогда нигде на принятых основаниях небывалое, великое государственное предприятие», были как прагматического, так и гуманитарного толка. Император желал, с одной стороны, уменьшить неподъёмные для казны расходы на содержание более чем миллионной — несмотря на завершение войн с Наполеоном — армии, с другой — облегчить бремя рекрутской повинности, а в перспективе и вовсе от неё отказаться, а также улучшить быт отставных солдат в старости. ВП были призваны перевести войска на самообеспечение — солдат поселяли вместе с государственными крестьянами, получившими статус военных поселенцев и подчинявшимися теперь военному начальству. Крестьяне должны были не только работать по указаниям последнего, но и сами участвовать в строевых учениях. Солдатам же вменялось в обязанность помогать крестьянам в сельском хозяйстве. Дети-мальчики становились кантонистами, т. е. автоматически предназначались к военной службе и воспитывались как будущие солдаты. К 1825 г. ВП были созданы в Новгородской, Петербургской, Могилёвской, Слободско-Украинской и Херсонской губерниях. Общее число военных поселенцев составляло 374 480 чел. обоего пола, из них строевую службу несли 132 613 чел. — 14–15 % русской армии[537]. На очереди стояли Ярославщина и Владимирщина, но эти уже утверждённые планы не были реализованы.

С самого начала ВП сопутствовали произвол и насилие. Первый же опыт — ещё до войны 1812 года — на Могилёвщине сопровождался выселением нескольких тысяч местных жителей в Новороссию, «но из них лишь весьма немногие достигли места своего назначения, остальные погибли с отчаяния, с тоски по родному жилью, от пьянства, от голода, по собственной вине причинённого, и от полнейшего уныния, и сошли в безвременную могилу во время самого переселения» (Е. Ф. фон Брадке). Выселения происходили и позднее в Слободской Украине: «…чиновники и офицеры бывшего Бугского и Чугуевского казачьих войск, купцы, мещане и другие жители городов и округов поселений, подлежали „депортации“ за их пределы. Компенсацию и участки земли… на новых местах жительства получали в основном только офицеры и их вдовы»[538]. В Новгородчине массового переселения не производилось, но поскольку там была сделана ставка на «крепкие крестьянские хозяйства, способные взять на постой и содержать двух постояльцев… семьи с расстроенным хозяйством подлежали раскассированию [ликвидации]… Всего по Старорусскому отряду поселений за первые два года (1824–1826) было раскассировано 747 крестьянских дворов, имевших в среднем одну лошадь на три хозяйства и одну корову на два хозяйства. Выслано из округов поселений за это время 4126 человек…»[539].