Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг.

Мздоимство и лихоимство провинциального чиновничества среднего и низшего звена — и коронного, и выборного — как было, так и оставалось нормой. Дельвиг рассказывает: «Нижний [Новгород] был тогда [в 1840-х гг.] городом, в котором взятки брались почти всеми, без всяких церемоний. Если купцы и другие обыватели не находили нужным к кому-либо из властей приносить по большим праздникам в подарок деньги, то приносили фрукты, чай, кофе, рыбу, вино и т. п.». Дмитриев так описывает ситуацию в Симбирске во второй половине 1830-х гг.: «Добрый человек был здесь тот, который берёт большими кушами и с разбором, то есть знает, с кого и за какое дело взять, и который возьмёт, да и сделает: такой человек берёт взятки систематически и сверх того приобретает себе друзей в тех, кому он нужен, потому что на него им всегда можно уже надеяться. — Дурной человек здесь тот, кто берёт со всякого, что попадётся, и который ни для кого ничего не сделает и не умеет сделать: губернатор, Иван Петрович Хомутов, почитался здесь дурным человеком! — А прекрасный человек назывался здесь тот, который сам даёт взятки и сверх того поит шампанским… Даже симбирские нищие были в то время обложены от полицеймейстера ежемесячным оброком. 1837 года каждый нищий платил по пятиалтынному в месяц, то есть по 69 копеек по тогдашнему курсу, а с нового 1838-го стали платить по двугривенному, то есть по 92 копейки. — Это все знали и говорили об этом открыто».

«В прежние годы слышны были жалобы на лихоимство в присутственных местах, как духовных, так и светских, но никогда жалобы сии не были столь многочисленны, как ныне! Это язва, поедающая благоденствие нашего Отечества, и общий вопль возносится в сем отношении со всех концов России», — говорится в отчёте III отделения за 1841 г. Особенно печальным было, по общему мнению, состояние судов: «Судебные места… находятся в таком же положении, как они были в конце минувшего столетия. Новое поколение приказнослужителей не изменяет обычаям предков: та же продажность в судах; те же обветшалые формы делопроизводства многосложного, запутанного и тёмного, которое, утомляя внимание присутствующих, представляет удобство и простор ябеде и злоупотреблению», — сообщает III отделение в 1842 г.

«Массовое казнокрадство наблюдалось не только в гражданском, но и в военном ведомстве и считалось обычным явлением. Так, генерал [И. С.] Вдовиченко в „Записках о Крымской войне“ пишет: „…полковые и батарейные командиры в прошлую кампанию [в 1853 г.] в княжествах придунайских так набили себе карманы и порядочные куши отправили в Московский Опекунский Совет, о чём когда узнал кн. [М. Д.] Горчаков, то хотел назначить следствие. Насилу его отговорили приближённые, что так водилось всегда“. Многочисленные источники подтверждают это положение. „Экономия“ на фураже считалась совершенно невинной»[592].

По подсчётам М. И. Венюкова, общая сумма чиновничьего казнокрадства «составляла около трети государственных расходов»[593].

Никитенко в 1844 г. пишет о коррупции как о своего рода «порядке»: «…порядок этот странный, удивительный, но прочно укоренившийся у нас. Он состоит из злоупотреблений, беспорядков, всяческих нарушений закона, наконец сплотившихся в систему, которая достигла такой прочности и своего рода правильности, что может держаться так, как в других местах держатся порядок, закон и правда».

«Вся Россия была в крепости»