Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг.

Позднее в городах по немецкому образцу были введены магистраты. Но и они получили только право раскладки повинностей без права самообложения и без права распоряжения собранными средствами. Поэтому никаких материальных возможностей заниматься благоустройством города (чего напрямую от них требовал регламент) магистраты не имели — все городские сборы уходили в центр. Самостоятельность магистратов была совершенно фиктивной, за всеми их действиями из Петербурга зорко наблюдало специальное государственное учреждение — Главный магистрат. «Обо всём, что выходит за пределы простой исполнительности, городовой магистрат должен был, прежде чем предпринять что либо, донести Главному магистрату, откуда и ждать указа; всё равно, касается ли дело „непорядочного расположения“ сборов, идёт ли речь об устройстве ярмарок и торгов „в пристойных местах“, школ или вообще о какого-либо рода улучшениях»[379]. Впрочем, в финансовых вопросах города нередко получали распоряжения напрямую от той или иной коллегии.

Кроме того, в жизнь городского самоуправления активно вмешивалась областная администрация, причём её к этому вмешательству подталкивало само же государство, вроде бы декларировавшее полную независимость первого от последней. Так, уже через полтора месяца после введения магистратов появился указ, предписывающий им направлять свои «сказки о посадских людях» в Главный магистрат не прямо, а через губернаторов и воевод. В 1723 г. тульский воевода указал тульскому магистрату передать откуп на таможенные и канцелярские сборы серпуховским посадским людям и сдать им все принадлежности таможенной избы. Магистрат попытался сопротивляться, но в ответ явился отряд солдат, взявший таможенного бурмистра под караул. Жалоба туляков в Главный магистрат осталась без ответа.

А вот колоритный пример чиновничьего самоуправства, взятый у С. М. Соловьёва и прокомментированный А. Д. Градовским: «„Костромские ратманы доносили в главный магистрат: в 1719 г…костромская ратуша была построена из купецких мирских доходов, и ту ратушу отнял без указу самовольно бывший костромской воевода Стрешнев, а теперь в ней при делах полковник и воевода Грибоедов“. Итак, магистрат, „глава и начальство гражданству“, был самовольно изгнан из собственного своего помещения. Он попробовал извернуться и придумал следующую комбинацию. „За таким утеснением… взят был вместо податей у оскуделого посадского человека под ратушу двор… и тот двор в 1722 г. отнят под полковника Татаринова на квартиру, и теперь в нём стоит без отводу самовольно асессор Радилов“. Но куда же девался магистрат? Рапорт костромских ратманов продолжает: „…и за таким отнятием ратуши деваться им с делами некуда; по нужде взята внаём Николаевской пустыни, что на Бабайках, монастырская келья, самая малая и утеснённая, для того, что иных посадских дворов поблизости нет, и от того утеснения сборов сбирать негде, также в делах немалая остановка“. Любопытно бы знать, помещались ли когда-нибудь бургомистры и ратсгеры какого-нибудь Нюрнберга или Аугсбурга „в утеснённой монастырской келье“, по воле полковника Татаринова или асессора Радилова? [курсив мой. — С. С.]»[380].