Русское счастье

– Ладно, беру, – угомонился верзила, не дождавшись развития темы. – Эти… и с сеточкой дай. Сексуальные – «до того», а другие – «после того». Держи, зажатая, сдачу оставь себе на конфетку.

За весь день подобный казус случился однажды, но напряжение не покинуло ее и вечером, когда она легла в постель. Голова плыла, события повторялись, базарный шум висел в ушах.

День за днем, Мотька и не заметила, как втянулась в торговлю. Постепенно пришло время полной адаптации. Она наслышалась всякого, а вот слов благодарности, искренних, от которых в больнице замирало сердце, не случалось здесь никогда. Озадаченные текущими трудностями нервные раздраженные люди спешили реализовать интимные потребности без особых эмоций.

Глава 12

Молодой хирург тщательно мял, постукивал, задавал сопутствующие вопросы, но подошва Саркисова молчала ощущениями. Потом этот мальчишка резко поднялся и раздраженно бросил:

– Приходится расплачиваться за издержки бесшабашной молодости? После анализов посмотрим, как нам быть дальше. Какой был последний сахар?

– Не вспомню точно, доктор, – ответил потухший Саркисов, – сказали – многовато.

– Ничего, ничего, – смягчился хирург, – собьем, отдыхайте.

После ухода врача он посмотрел на свою ногу: трофическая язва на большом пальце разрасталась, синюшность определила границу на полстопы. Как бы его не успокаивали, он трезво понимал: назревает неотвратимая катастрофа.

Саркисов готов был выдержать все пытки ада, что угодно другое, только не потерять ногу!

«Свободная, упорядоченная жизнь едва начала возвращать потерянное, бесполезно ушедшее прошлое крохами платило по старым счетам. Улыбнулась удача – на излете сил встретил добрую, умную женщину, сумевшую не увидеть клейма, а среди вороха болезней отыскать здоровую сущность. Всего три года. Для уставшего сердца – это миг. Нина– протуберанец разбудила магнитное возмущение души, раззадорила затухающий пыл. До чего же обидно в полном сознании и при активной воле становиться беспомощным, зависимым, несчастным, рождающим жалость. Как бездарно прошла жизнь! Может быть, у кого-то еще хуже, да разве ж от того легче собственные страдания?!»

Превозмогая накатившую слабость, Саркисов подошел к окну и рванул его настежь.

– Мужики, дышите, вот она – целительная сила, берите, пока дышится. Впереди – преть нам в другом качестве, та бесконечность вне сферы нашего влияния.

Легкая штора парусом вобрала свежий поток воздуха, насыщенный объемом и жизнью. Ворчливый язвительный старик, в тельняшке и с посудиной на боку для сбора надобностей, крутанул у виска скрюченным артрозом пальцем и вышел из палаты – остальные молчали.

Глава 13

Рынок разросся до невероятных размеров. Он занял, кроме выделенной основной площади, прилегающие улочки и переулки. Пугающие ценами магазины Мотька не посещала, среди дня она находила время отовариться продуктами здесь же, неподалеку, в палаточном городке. Турецкий ширпотреб заполонил прилавки не только вещами, овощи и фрукты того же производства создавали цветные пирамиды изощренных предложений. Низкое качество продаваемого ею товара Мотька знала достоверно – здесь другого выбора не оставалось. Внешне привлекательные овощи и фрукты имели картинное качество. Картошка из показательного натюрморта не лезла в горло. В противопоставление знакомому вкусу в горле вставал глиноподобный безвкусный ком. Мотька пристрастилась заскакивать на закраины колхозного рынка, отыскивая там, среди роскошных прилавков матерых торговцев импортом, скромные уголки затертых ими родных безмолвных селян, а вечером тихо ликовала за ужином над тарелочкой духмяной, белоснежной, мелковатой, но вкусной родной картошечки. Греческим апельсинам она доверяла и сегодня традиционно насладилась янтарным солнечным плодом. Потянулась еще за одним, но, охватив ладонью крупный глянцевый шар, воздержалась, лишь сковырнув продолговатую наклейку принадлежности – «GREECE».

Кольцо суток замыкалось ограниченным пространством. Вся сознательная часть суток протекала на рынке, сфера общения Мотьки постепенно расширялась. Мимо проплывали узнаваемые лица, сформировался свой круг покупателей. То, чего не хватало людям в трудное переходное время – обаяния и честности, она рассыпала в благодатную почву, не считаясь с противодействием. К ней просто приходили, беседовали, делились сокровенным малознакомые люди и в благодарность что-нибудь да покупали. К Мотьке зачастила пожилая женщина. Тихая, опрятно одетая она делилась и своими горестями, и маленькими радостями, интересовалась ее жизнью, старалась быть не назойливой. При приближении покупателя она замолкала, замирая в сторонке. За время общения они узнали друг о друге многое. Женщина с трудом выбралась из Закавказья, на последнем рейсовом плавсредстве, удалось вывезти маленький чемоданчик вещей и пакетик былых заслуг, как оказалось, не нужных здесь никому. Мотька спросила ее о сыне – та отозвалась с гордостью о нем: