Русское счастье

Поверхность моря, искрящаяся бликами восходящего солнца, распростерлась бескрайней сказочной гладью. За кормой белого теплохода как-то вдруг пропали писклявые голоса чаек, в дымке растворился холмистый берег, а неугомонный винт вращался в лихорадочном беспамятстве, унося все дальше от родной земли. Утренняя прохлада, густо сдобренная запахом моря, нежным поцелуем ласкала открытые участки кожи, не успевшие загрубеть от жарких летних лучей. Было до беспамятства приятно, зажмурившись, стоять на верхней палубе, впитывая жадными к обновлению порами йодистый живительный воздух. Напористой настырностью теплоход разрезал форштевнем искрящуюся сказочность, оставляя все меньше надежды на иной поворот судьбы. Посторонний звук заставил открыть глаза: пыхтели в небо сизые дымки двигателей, подрагивала от напряжения корма, а ухо ловило что-то другое, непонятное, эфемерное. Временами он превращался в знакомый земной звук, смахивающий на переливы ручейка на порожистых перекатах, временами во что-то неузнаваемо далекое, но близкое сердцу. Звук то ослабевал, то усиливался – от непонимания его природы голову окутал рожденный в пучине моря ореол сказки. Постороннее воздействие внезапно прекратилось… и сказка растворилась с пеной набегающих барашков. Завораживая стремительностью, от подзора корпуса теплохода на простор метнулась слаженная веселая стайка афалинов-белобочек. В эскортном сопровождении она с легкостью держала заданную теплоходом скорость, теша взор элементами виртуозного мастерства.

Пропали из виду скалистые элементы родного берега, растворившись в безграничном голубом пространстве.

Пролив Босфор открылся беспорядочным убранством огней, перекрестьем сполохов, празднично украсивших теплоход. Ставший солидным, даже значительным на фоне крошечных экзотических суденышек теплоход пересекал их курс в захватывающей дух близости. Отраженные им лучи блекли на ярко освещенных палубах, демонстрирующих парад нарядов светской восточной цивилизации.

Несколько сложных маневров в захватывающей дух близости береговых сооружений, и водная дорога потянулась в видимости подножий лесистых склонов. Рассеченные языками заливов, местами они вздыбились осколками мятежных разрозненных островков.

Сгущающаяся южная ночь проглатывала все, оставляя в оживленном пространстве раздавшегося вширь пролива тускло освещенные пятачки палуб снующих своими курсами теплоходов.

Утро открылось великолепием сиреневых волн. Пароходик со страстностью карлика упорно карабкался по их крутым набегающим валам, продолжая избранный курс в бескрайнем просторе моря.

Просим утомленного читателя снизойти до прощения автора: малозначимые, на первый взгляд, описания он постарался привязать к состоянию человека, отправившегося с отчаяния в первый раз к чужим берегам, в незнакомую страну. Стечением обстоятельств – к берегам сгинувшей под спудом веков, знакомой по повествованиям Гомера древней Эллады. Предстояло путешествие в мир исторического прошлого – значительность и загадочность уже на этом этапе распирали эмоциями грудь. Кроме познавательного экскурса, Тристана ждала тяжелая работа, далекая от знакомых устоев, родного языка, вдали от балансирующей на грани развала родной страны.

Глава 2

Порт Салоники открыл уютную гавань огромному множеству судов. На флагштоках пестрела география всего мира. Белые небоскребы нового города расположились особняком от старых построек, заняв возвышенную скалистую часть, оставляя антику зеленую долину. С причала неслось разудалое «Сиртаки», временами достигая апогея экстаза, а временами сбиваясь в медленную череду звуков выдыхающейся базуки.

«Контрасты, ласкающие слух чужим мелодичным звучанием, мне приятнее родных звуков, не ласкающих его текущими событиями», – отвлекаясь заводной разноголосицей, первое, о чем подумал и записал Тристан в Греции.

Трап коснулся причала. Из толпы встречающих понеслась перекличка на нескольких языках, включая родной русский.

– По рабочей визе собираемся у белого автобуса «Мерседес», – жестикулировал приятной внешности грек с представительным животиком.

После въездных процедур Тристан нашел глазами белый автобус.

– С прибытием, товарищ! Или, как у вас теперь – «сударь»? Хрен вас разберет русских. Добро пожаловать на древнюю землю Эллады. Наши достижения являют вам Европу, – продолжал словоохотливый встречающий, – нет вашего бардака, много солнца и можно экономить на зимних протекторах.

Будем знакомы – Архи. Ко мне – вы первый, – подал он руку Тристану, – еще немного ждем. С прибрежной Кубани, кроме вас, будут молодые женщины и парни, – суетился он, демонстрируя чистейший русский.

Пока укладывался нехитрый багаж, к автобусу подошла шумная группка из пяти человек, за ними – молодая пара «не разлей вода», лет двадцати с небольшим.

– Шось таке, а дэ ж обищанный оркэстр с хлибом-силью, – наигранно расшебуршился крупный нескладный парень в джинсовой куртке и нарочито сдвинутой на затылок бейсболке.

– Будэ тоби белка, будэ и свистелка, – парировал хозяин.