Русское счастье

Запавший в сознание любого мужчины определенный идеал женщины, похоже, довлел над мыслями у обоих с очередным приходом «кокошника». Подвыпивший сосед мешал сосредоточиться, было очевидно: он имеет здесь расширенный в рамках посетителя интерес – реплика предназначалась не только для Тристана. Официантка мило суетилась, не замечая к себе внимания. Когда отдаляется женщина, возбуждающая твое внимание, нет силы на Земле, которая заставила бы нормального мужчину не посмотреть оценивающе вслед. Тристан не был исключением – он откровенно проводил ее взглядом. На ней не было изощренного наряда жрицы любви, но в каждом движении тела улавливалась подкупающая женственность. Сосед хмыкнул и, глядя, не мигнув, в глаза Тристану, протянул загадочно:

– Ви-и-жу, нра-а-вится. Да-а, редкое сочетание души и тела. Вы дотошный психолог, вижу по глазам. Со мной не выпьете? Угощаю…

– Здесь у меня другая миссия, – ответил Тристан, заканчивая солянку.

– А не тоскливо жить по стандартам, без отклонений? Ирочка, можно повторить?! – обратился он к подошедшему к Тристану «кокошнику», не дожидаясь его ответа.

– Поешь что-нибудь, – бросила ему официантка.

– Пища тормозит рефлексы, а у меня как раз тонус.

– Вам сосед не мешает? – тихо спросил у Тристана «кокошник».

Тристан слушал ее, а сам думал, как же по-иному он смог бы назвать официантку: «Люся, Элеонора, Евгения… Нет, нет, не Ира и не Ирина… Ирочка – это ее самое неотъемлемое».

– Отнюдь, он придает загадочности вашему образу, – запустил Тристан первый посыл.

– Этот завсегдатай?! Он бывает у нас каждый день, напивается до беспамятства. Будьте спокойны: он никогда не буянит – интеллигентный человек.

– Ирочка, извините, не представился – Тристан. Вы не задумывались над тем, почему пьют люди? Почему напивается он?

– Слава Богу, с вашим именем мы сделаем первый шаг от рутины. Тристан, я за тридцать лет не знаю, зачем до сих пор жила. За все время не смогла доискаться сути этой простой, казалось бы, истины. Этот пьет, чтобы уйти от себя!..

Глава 2

Хроническая болезнь Евгении Георгиевны обострилась – она опять слегла. Она больше молчала, как видно, находясь мыслями в своем измерении. Единственная просьба, о чем она умоляла Матильду – не отправлять ее в больницу.

– Я потерплю, такое случалось, – убеждала она ее, – скоро вернется Тристан – тебе станет легче.

Матильда, как никто другой, знала моральный климат районной больницы, сочувствовала и сама выполняла все врачебные назначения. Как и всякий человек, далекий или недалекий от медицины, она верила в чудо, верила в невероятные возможности организма. Она видела, как мучается невысказанным горем Евгения Георгиевна. Скоро четыре месяца, а от сына ни весточки. В каждом организме существуют, кроме физических, психологические защитные силы – они не подвластны медицине. Матильда знала такие случаи: больные, приговоренные безнадежным диагнозом, чудесным образом выздоравливали, или, по крайней мере, получали долгую положительную динамику болезни. Нередко происходили рецидивы: человек, подающий большие надежды на выздоровление, без медицинских показаний начинал на глазах таять и погибал. Она была убеждена: во всяком недуге велика и неоспорима роль внешнего воздействия на психику. Подобно камертону, настроенному на определенный лад, в организме происходит резонанс – однородное звучание, либо диссонанс – полный разнобой.

Ночью налетел шквал. Деревья под окнами метались словно в предсмертной агонии. Темное небо безжалостно кромсалось молниями вдоль и поперек. Матильде стало жутко – успокоение она нашла в соседней подушке. Она всякий раз стелила постель в надежде на внезапный приезд Тристана. В ночь перед отъездом он высказался откровенно:

– Еду зарядиться свежей творческой мыслью и на расстоянии переоценить прежние ценности.

За молниями разразилась страшная по силе гроза. Перемежающаяся порывами ветра она стихла под утро. Матильда никогда не ставила будильник – надеялась на выработанную за время ночных дежурств интуицию. И сегодня проснулась, как обычно, в начале седьмого. Проспала всего-то три часа, но сонливость отскочила мгновенно от возникшей непонятно откуда тревожной мысли. Она пока не понимала, откуда она взялась. Что-то непонятно мрачное прочно укрепилось в сердце, задрожали руки. Страшная мысль пугающе выплыла из дебрей вечернего разговора с Евгенией Георгиевной:

«Я хочу, чтобы вы с сыном никогда не расстались. Я люблю тебя, Мотечка».

В чем была, Матильда метнулась в соседнюю комнату. Евгения Георгиевна лежала так же, уютно подложив руки под щеку, подоткнутое Матильдой напоследок одеяло и то не выпросталось. Сердце безудержно заколотилось – Евгения Георгиевна не дышала.