Тристан не мог ничего противопоставить ее напору. Ведомый, ничего не мыслящий, он прошел за ней в спальню. Галина толкнула его на диван. Жарко дыша в грудь, расстегнула рубашку. Не могу больше, возьми меня…
Не один из мужиков не устоял бы под ее откровенным напором. Все, что должен делать мужчина, она взяла на себя. В перешептывании ласковых призывов он не услышал и намека на упрек. Галина упивалась им, она любила его, и он ей не противился. В полубессознательном состоянии они снова и снова овладевали друг другом. Прошло не менее часа, пока они удовлетворенные не откинулись на спину, откровенно любуясь свалившимся с ясного неба и лежащим рядом счастьем.
Тристан вздрогнул от прикосновения – в изголовье стояла Аленушка, зажав напомаженными шоколадом губами свой пальчик.
– Аленушка, прости, я потерялась, – прошептала Галина, стыдливо запахиваясь покрывалом. – Иди во двор, поиграй, девочка моя. Я носила от тебя ребеночка, Тристанчик, небо не захотело, чтобы на свет появился плод нашей последней греческой страсти. На пятом месяце получился выкидыш.
Прости меня, не получилось, а с Надюшей шли месяц в месяц, какие-то дни разделяли.
Галина готовила борщ, ловко орудуя ножом, одновременно раскрывая Тристану всю семейную эпопею. Теперь Тристан не осмелился бы сказать, к кому он на самом деле ехал. Вернутся из города Надюша с Серенькой, и все откроется.
– Галчонок, – коснулся ее руки Тристан.
Он называл ее так в минуты особого расположения, и она об этом знала.
– Тебе надо уехать? – вдруг вспыхнула она.
– Не об этом речь, – мягко успокоил ее Тристан. – Ты в мистику веришь? Сестренку твою, Надюшу, я знал гораздо раньше тебя, с юности.
Быстрое движение рук Галины остановилось – она со страхом посмотрела ему в глаза.
– Сестра не рассказывала тебе о парне, который сопровождал ее, с именем Тристан?
– Мистика. Это был ты?!
Глава 11
Пролетел месяц с момента приезда в Селичевку Тристана. Рабочий пыл маленькой, оторванной от шумной цивилизации семьи захватил Тристана на первых же порах бездействия. Для него открылись новые горизонты деятельности. До этой поры он считал работу на плантации главным подспорьем в познании психологии людей труда. Теперь Тристан понимал, как далек он оставался от тех глубоких познаний. Фермерское хозяйство в нечерноземной полосе ждет от тебя не одной выдержки и физической силы – в зоне рискованного земледелия надо быть, что звучит на первый взгляд парадоксально, тонко чувствующим человеком с крепкой нервной системой, и не как дополнение, а как главное звено – любящим землю. Тристан каждый вечер с содроганием вычеркивал в календаре несущиеся галопом дни. Он несся вместе с ними на крыльях страсти Галины. Одной своей половиной он жил здесь, другой – хотел вернуться домой, уединиться, обработать накопившийся материал и обязательно выяснить судьбу Матильды. Точка в его влюбленностях превращалась в размытую неопределенную кляксу. Дни летели, а Тристан так и оставался на месте, покоренный страстью, чистым воздухом и необъятной свободой.
За сенокосом шла подготовка к зиме. Запустили в работу холодильник. На сбор урожая кормовых культур и закладку их на хранение пригласили пятерых работников. Тристан приобщился к работе с ними в одном звене. Троих удалось удержать в узде, тех, что способны были еще мыслить, у двоих других деградация затронула глубинное органическое содержание.
Тристану взгрустнулось, когда высоко в прозрачном еще небе он увидел перелетных птиц, а, выйдя однажды в поле, не услышал переклички перепелов. Сзади тихо подошла Галина, страстно, как могла только она, охватила его руками, прижавшись щекой к спине.
– Что-то поломалось во мне. Я хочу и не могу забеременеть. Тристанчик, возьми меня в поле, в первозданной чистоте, и я тебя отпущу. Ты устал, я вижу твои наброски – там больше помарок, чем это было в Греции. Я понимаю тебя. Возьми меня, дорогой, в последний раз. Она и здесь оказалась первым номером…
– Почему люди так одинаковы в проявлениях тоски? Это место для нас с сестрой отдушина. В этом месте, с видом на бескрайность, начинаешь веришь в собственную бесконечность, твое содержимое наполняется новым смыслом, и тоска перестает казаться необратимым недугом. Я заразилась, как теперь осознаю, в родных для меня местах истинным русским духом. Вы там, на юге, среди наслоений культур, растратили истинную русскую суть.
– Как глубоко, как державно стала она мыслить. Откуда это пришло страстной женщине? – подумал Тристан.
После ее слов наступил долгожданный покой, который был необходим ему, как воздух.
– Я уеду. Есть у меня неоконченные дела, и, если вернусь, то уже навсегда, – произнес Тристан, глядя поверх ее головы в начавшее блекнуть небо.