Русское воскрешение Мэрилин Монро

В салон самолета он принес объемистый сверток. В нем были костюм и туфли, которые купил ему, перед тем как улететь обратно в Москву, тот загадочный гость. Владимир Ильич так и не встретился с ним, о чем очень жалел. Ведь он умел, как йог высокой степени, читать по глазам мысли и все скрытые чувства людей.

Этот теплый костюм следовало одеть перед посадкой самолета в московском аэропорту. В Москве было прохладно даже в сентябре, люди ходили только одетыми. Но Владимир Ильич, конечно, понимал, что от него ожидали быть при встрече как можно более похожим на его знаменитый прообраз, и его шорты поэтому были неуместны. Он был всегда добрым со всеми людьми, он старался быть с ними покладистым и всегда им понятным, поэтому он вынул из свертка костюм и стал ладонями расправлять слегка смявшуюся темную толстую ткань.

Но Владимир Ильич летел в Москву не один. Рядом с ним сидел его неразлучный друг и верный последователь его учения молодой йог Пурба. На Пурбе не было даже шортов, была лишь одна повязка, и у него не было свертка с костюмом. Но Пурба был настоящим йогом, и он умел, сосредоточив только мысль на своей коже, защитить себя от любого холода. Укрывать же свое тело от взора Всевышнего, или даже от людей, по любой иной причине, он считал для себя позором.

Оба летели в далекую страну с радостным чувством, не покидавшим их ни на секунду. Прикрыв глаза, Владимир Ильич про себя благодарил Всевышнего, за открывшуюся возможность обратиться к великому северному народу, отчасти родному ему, на языке которого говорил и сам, не забывал, хотя в последние десять лет практики уже почти не было. Глубоко в своей душе он знал, что это сам Бог прислал за ним московского гостя, и впереди его ждала великая миссия. Что бы ни ожидали от него, как от клона, встречающие в Москве, он расскажет им о своем, об открывшихся ему в горах тайнах. Расскажет о Боге, в которого он не только верил, а просто знал его, как любой человек может знать близкого друга или брата, и любил его, как каждый человек может любить отца или мать, или, опять же, – брата, сестру, жену… Он беседовал с ним в своем храме каждый день.

Его беспокоило только, что от него могут сначала ожидать совсем иного: призывов к революционной борьбе, угроз политическим соперникам, проклятий в адрес классовых врагов. Ведь он хорошо знал, что врагов ни у кого нет. Нет и зла на земле, есть только добро. Добро от общего единого для всех Бога, у которого нет ни имени, ни места, ни времени. Бог повсюду, в каждом живом существе, он ближе, чем сердце. И Владимир Ильич это всем объяснит, сделает десятки миллионов счастливыми, вне всяких сомнений, – как он умел это хорошо делать у себя дома, в горном, высеченном в скале, храме.

Перед самой посадкой, когда стюардесса попросила пристегнуть ремни, Владимир Ильич попробовал надеть туфли. Он не носил туфли никогда в жизни, он их видел только в кино. Но он помнил, что к ним должны прилагаться еще и носки. Но этих носков в его свертке не оказалось, московский гость просто забыл о носках. Засунув свои, никогда еще не ведавшие притеснений, голые ступни в туфли, и поморщившись, он их снял, чтобы никогда больше в своей жизни не надеть снова. Потом поглядел на Пурбу и, с поклоном, понятным каждому йогу, передал туфли ему. Пурба прижал черные блестящие туфли к груди, – ведь это был подарок его кумира, и они были так прекрасны. Он сразу надел их на голые мозолистые ноги, с нескрываемой радостью.

Немолодой офицер-пограничник в стеклянной будке паспортного контроля в аэропорту Домодедово взглянул на фотографию в паспорте и привычно вскинул глаза на лицо за толстым стеклом. Заметно было, как глаза офицера, натасканного еще в училище на физиогномике, сразу округлились, и он снова пристально вчитался в имя и фамилию, латинскими буквами четко прописанные в индийском загранпаспорте.

– Как ваша фамилия… Владимир Ильич? – спросил он, в упор и с холодком на спине всматриваясь в неправдоподобно похожее на портреты и памятники лицо с высоким лбом и ухоженной бородкой.

– Ленин.

14. Прибытие

Площадь перед зданием аэропорта «Домодедово» была с утра запружена народом. Милиция безуспешно старалась освободить ко крайне мере узкие проезды для пребывающих и убывающих пассажиров. Но назревал явный коллапс транспортной системы. Подобного администрация аэропорта еще не помнила. Бывало, встречали тысячами наших спортсменов после их зарубежной победы, но то были тысячи. Здесь же колыхались с утра десятки, если не сотня, тысяч.