Еще утром предыдущего дня генсек Фомин принял решение об оглашении великого события, ожидавшего его страну через день. До этого он колебался, держать ли все это в строжайшей тайне, – опасаясь реакции властей, которых он всегда называл оккупационными, и даже прямого покушения на жизнь Ленина. Но вспомнив историю своей партии, помня как встречали Владимира Ильича на площади Финляндского вокзала в Петербурге почти сто лет назад, когда тот возвратился из-за границы, он принял решение об оглашении события. Но не пассивного, а наоборот, – громового, с использованием всех средств массовой информации. И не жалея денег спонсора, он буквально наличными оплатил по сумасшедшим, по его мнению, тарифам, рекламное время на телевидении. Так телезрители всей страны еще сутки назад услыхали забытые ими песни и марши революционных лет, песни о Ленине, о партии, о коммунизме. Увидели не нынешнюю сфабрикованную тележурналистами фотопропоганду о жестоких революционерах, а правдивую «фотолетопись», которую все помнили, но не видели уже два десятка лет. И все услыхали: «Завтра приедет Ленин», «Вся власть великому Ленину!», «Слава КПСС!»… Поминутно звучали забытые песни со словами: «Ленин, всегда живой, Ленин всегда с тобой»…
Последнюю каплю для принятия такого решения добавил Фомину позавчерашний американский дипломат, буквально ворвавшийся в их партийный офис. Сначала Фомин хотел скрутить его силами дружинников и сдать милиции. Но потом, подумав, решил, наоборот, его поприветствовать и через него начать готовить общественное мнение международного сообщества: полдня ничего уже не меняло. Тем более это был бесплатный и всемирный выброс информации о грядущем событии. И Фомин дал ему первое в своей жизни подробное и откровенное интервью. Уже через час ленты информационных агентств буквально взорвались от новостей. Фомин пошел еще дальше, он пригласил этого Джеймса Форда в субботу на историческую встречу, прямо в президиум, – ведь ожидался грандиозный митинг на площади перед аэропортом. Этот американский дипломат встанет плечо к плечу с Лениным, – это будет очень полезно для картинки на телеэкране. Форд был в восторге.
Площадь перед аэровокзалом колыхалась и бурлила в ожидании чуда. Из арендованных Фоминым машин с громкоговорителями неслись непрерывным и оглушающим потоком песни о счастье: «Ленин в твоей весне, В каждом счастливом дне, Ленин в тебе и во мне!». Свежий ветерок со взлетного поля трепал красные кумачовые полотнища со словами «Ленин жил, жив и будет жить!», «Ленин и теперь живее всех живых!». Все это была классика советских времен, эти слова знал и помнил каждый, рожденный в стране социализма.
Когда объявили, что самолет рейсом из Индии приземлился, Фомин с несколькими членами своего политбюро и увязавшейся за ними Мэрилин, бросился в зал встречающих. Добравшись сквозь толпу к ограждению, они все развернули одинаковые картонные таблички с одним словом «ЛЕНИН», и протиснулись в ряд агентов туристических фирм, встречавших своих гостей, каждый со своей фирменной табличкой. Картонки «Ленин» были совершенно необходимы в общей сумятице и толчее, где ко всем прилетавшим сразу назойливо приставали со всех сторон таксисты. Ленин запросто мог, ошарашенный всем этим, затеряться в аэропорту, он не узнал бы тут ни одного лица, кроме своей сестры. Конечно, они его не пропустят, даже подумать такое страшно, но на всякий случай… Ведь первыми увидеть и встретить этого великого человека на родной земле выпало на долю только этим нескольким избранным товарищам, во главе с Фоминым.
Эти ярые коммунисты-ленинцы давно уже сумели вытеснить из своего несколько измененного в последние дни сознания, что прилетает не тот великий Ленин, тело которого лежит десятки лет на Красной площади, а только его «факсимильный» клон. Этого факта никто из них не хотел ни помнить, ни произносить, тем более, вслух, а теперь даже и признавать. Прилетал великий Ленин, и точка. А те десятки тысяч, которые стояли перед аэровокзалом, и те, что будут заполнять улицы Москвы следующие дни, даже слова такого многие не слышали – клон, и знать его не хотели. Прилетает Ленин! Живее всех живых!
Единственное, что немного омрачало праздничное, как «первомайское», настроение Фомина, была тревожащая его последние часы мысль, что старик Седов так и не поговорил надлежащим образом со своим сыном, когда они расставались месяц назад. Разумеется, Фомин сам придумал и написал Ленину речь, которую тот должен будет произнести, взойдя на трибуну перед аэровокзалом. Он, Фомин, наверное, немного лучше знал текущий политический момент в этой стране, поэтому ничего зазорного не было в том, чтобы он написал, а Ленин это озвучил «по бумажке». Его речь скоро войдет в историю, ее будут изучать школьники и студенты. Краткая программа компартии ленинцев, которая в ней изложена, останется в памяти историков, как великие «Сентябрьские тезисы» настоящего Ленина.