Русское воскрешение Мэрилин Монро

– Через три часа дожидайся меня здесь, – сказал он шоферу.

Фомин вошел в метро и спустился под землю. Ему не нужны были свидетели его важных вечерних визитов. Он должен был сегодня встретиться с человеком, чье имя, отчество и партийную кличку наша страна помнила не хуже, чем у Владимира Ильича Ленина. После этого он поедет в другое место и увидит того человека, который должен сделать завтрашнюю работу.

20. Воскресенье

Когда утром я увидал Владимира Ильича, он был очень бледен, глаза у него были с красными прожилками, как у невыспавшегося человека, и они сильно блестели. Мы сидели в холле коттеджа одни. Фомин уехал очень рано организовывать митинг на стадионе, Мэрилин была еще в кровати, йог Пурба стоял в своей комнате на голове.

– Вы верите в Бога? – неожиданно спросил меня Владимир Ильич.

Я замялся: я верил в Бога, но совсем иначе, и в церковь не ходил.

– Я не хожу в церковь, – сказал я, не глядя в его блестящие глаза.

– И правильно делаете, батенька. Вам нечего там делать. Я сам туда не хожу.

Я с недоумением посмотрел на него: я слыхал от Фомина совсем другое. Тот заметил мое удивление.

– Я действительно не хожу в церковь, я живу в ней. Чувствуете, как говорится, разницу? Я не выхожу из храма. Никогда. Вы думаете, я сейчас с вами разговариваю? Что вы! Я разговариваю с Богом!

Я понимающе кивнул. Я понимал, что как индусский священнослужитель, он верил, что в каждом живом существе живет Бог, или искра божия. И эти искорки никогда не гаснут, а только меняются друг с дружкой местами, а если и вылетают из тела, то только чтобы сразу присесть в новом, родившемся в этот миг тельце.

– Вы верите, что и во мне Бог? – спросил я, начиная обострять разговор. – Сомневаюсь. Я убивал людей.

– Вы не могли их убить. Человек не может убить, и никто не может убить.

Я только усмехнулся: я знал про все это, я про это читал. И не верил.

– Вы не верите?

– Нет.

– И вы не верите, что в вас Бог?

– Не очень, Владимир Ильич.

– А где он тогда? На небе?

– Это трудный вопрос.

– Это легкий вопрос. Бог в душе каждого.

– Когда я убивал, – и тогда во мне был Бог?

– Разумеется.

– Это Бог во мне убивал, не я?

– Вместе. Вы и Бог.

– Зачем?

– Потому, – и я это говорил, – что вы не можете никого убить. Это только игра.

– Хорошенькая игра…

– Это веселая игра. Всякая жизнь – лишь большая шутка. Но что самое удивительное, и чем нужно безмерно гордиться, – Бог выбрал каждого из нас в отдельности – по-штучно! То бишь, он знает каждого! Лично!

– Владимир Ильич, а зачем это Богу?

– Я и сам не могу этого понять… – сказал задумчиво Ленин и почесал себе затылок.

Наверху, на лестнице, послышались шаги, и мы подняли головы, – спускалась Мэрилин. Она спускалась с лестницы, как королева бала. Грациозно, обворожительно и властно, одновременно. На ней было сегодня то самое, знаменитое на весь мир платье «гофре», в котором была одета настоящая Мэрилин Монро, когда много лет назад ее снимали операторы и фотографы для кадра в фильме. У входа в отель, снизу от ее туфелек, из решетки вентиляции, дул сильный теплый ветер. Ее платье колыхалось, рискуя улететь на голову, и Мэрилин кокетливо его усмиряла. Фотографы и режиссеры кричали ей: «Еще, Мэри, еще!», и она не переступала решетку, а только божественным движением своих рук и с игривой улыбкой на прелестных губах, опускала непокорное платье с боков, но от этого спереди оно задиралось еще выше, открывая объективам самое интересное.

Спускаясь с лестницы, Мэрилин придерживала свое платье точно так же, и на ее губах сияла та же прелестная улыбка. Мэрилин села в кресло рядом с нами, и с интересом каждого рассмотрела.

– Какие вы скучные! – не выдержала она нашего молчания.

– Мы не скучные, мы разговариваем о Боге, – сказал Владимир Ильич.

– Все равно, скучные. Рассказать вам лучше, Коля, про нашу Индию? – спросила она меня, оживившись, и сразу повернулась к Владимиру Ильичу. – Ах, Ленин, милый, когда мы туда снова вернемся? – я не могу тут больше!

– Боюсь, детка дорогая, ты вернешься туда одна, – сказал Владимир Ильич и понурил голову.

– Не говори глупости! Что тебе тут делать! Ты никому здесь не нужен. Я же это чувствую!

– Действительно, детка, расскажи нам лучше про Индию.

– Ах, как хорошо в нашей Индии! Всегда весело, всегда зелено, всегда тепло! А какие у нас люди! Скромные, деликатные, душевные, верующие…

– Вот-вот, верующие! – вдруг оживился Ленин. – Вы представляете, Николай, почти полтора миллиарда, и все, до единого, – верующие. И какие верующие! Только дым идет! А почему у вас в стране никто и ни во что не верит?

Я подумал и пожал молча плечами. Ленин продолжил, и как бы отсчитывая, стал загибать пальцы:

– … В Бога вы не верите почти сто лет. В черта тоже. В коммунизм и его светлое будущее никогда у вас умные люди не верили. В социализм подавно, – сколько анекдотов про него насочиняли. Теперь капитализм у вас, и снова не по нраву, – кислый он у вас какой-то, называть его даже так стесняетесь. Что же вам нужно?

– Может, климат у нас такой? – сказал я не очень уверенно.

– Может, и климат. Надо подумать, – ответил Ильич.