Рутина

Это был огромный, как гараж для самолетов, ангар. Повсюду ездили погрузчики, бригадиры что-то выкрикивали: цифры, географические координаты, названия городов, мотивирующие междометия и бранные слова; комплектовщики на рохлях перевозили тысячи коробок. Другие рабочие вскрывали, перекладывали, пересчитывали, взвешивали на весах, заполняли накладные, загружали товар в машины, машины, машины. На фоне играла музыка – «Европа плюс» или «Авторадио». Современные шлягеры чередовались с хитами девяностых, разбавлялись рекламой. Мы работали ночами под прожекторами, светящими с тридцатиметровой высоты потолочных балок. Я, как и другие временные рабочие, был одет в свое, штатское. Постоянщики носили форменные комбинезоны. Смена начиналась в семь вечера, а заканчиваться должна была в семь утра, но нас всегда задерживали как минимум на тридцать минут, а максимум на полтора часа. Ты уже видишь утренний свет в открытые ворота, ведущие к платформе, на которой лежат палеты и курят водители перед распахнутыми кузовами фур. И думаешь: скоро я пойду через проходную, окажусь на улице, спущусь в метро. Но вдруг бригадир вопит:

– Конверты!

Мы бежали к движущейся ленте, которая привозила все новые и новые пакеты с небольшими посылками. Хватаешь десяток, сортируешь по регионам. Закидываешь в огромные ящики. Если быстро не разберешься в географии страны или не научишься ориентироваться по почтовым индексам, задержишь пару десятков красноглазых мужчин. Главное – подходить, быстро брать, никому не мешая, и раскидывать в правильные ящики. Все это как танец, как тренировка, нужен был определенный ритм. Ходишь по кругу и ждешь, когда эта карусель остановится, после чего отправишься на волю. Иногда появлялся какой-нибудь затупок, как парень Пашка, который пришел со мной в один день.

– Где это проверить? Куда класть эту хуйню?

Изучай инструкцию, Пашка. Вон она лежит, привязанная к кафедре. Пей меньше пива из пластиковой сиськи. Пашка сам был ребенок двадцати лет, и у него уже был ребенок, который не давал ему высыпаться днем. Из-за того, что я помогал Пашке, молоденький бригадир записал и меня в затупки и не звал на дополнительные смены. Честно говоря, я в рот ебал эти дополнительные смены, на выходных я наслаждался каждой минутой отдыха, но меня обижало то, что меня не зовут. Сам факт – ведь я человек труда – казался мне обидным. Но, может быть, я просто начал взрослеть и перестал быть бездумным рабом. Они как-то считывали мою суть – по пластике, мимике, походке.

– Екатеринбург – это Свердловская область, Пашок.

– А, точно.

– Тебе бы провести с картой России пару дней.

– Да я же на склад пришел, а не в географическое общество!

Я быстро заходил в раздевалку, и, пока другие кряхтели, разминались, болтали, кто-то менял рабочую одежду на уличную, я сразу хватал рюкзак с пустыми контейнерами для еды и бежал к метро. Очень важно было вырваться одним из первых, а лучше первым. И идти одному через проходную к метро. Через полчаса я выходил на районе. Очередная осень, утро, а мне пора спать. Через месяц я женюсь. Обычно, когда приходил домой, Оксана уже была на работе, в субботу и воскресенье – еще спала. Один я брал пиво в постель, лежал, смотрел в угол комнаты. Одна банка, две, три. Сон понемногу подходил ко мне, хоть и прерывистый, тревожный.

За текущий год мы с Маевским издали три книги: мою повесть «Камерная музыка», которая была ужасно сверстана и вычитана, книгу повестей и рассказов Зорана Питича, нашего друга и клавишника макулатуры, с названием «Расширенная версия Вселенной» и сборник короткой прозы режиссера и писателя Лео (под псевдонимом Равшан Саледдин) «Настоящие рассказы Равшана». Последнюю я уже верстал сам, но для обложек приходилось привлекать художника. Редактировали мы вместе с Маевским, учились это делать лучше – читать внимательней, составлять трек-листы. С типографией договаривался он.

Сейчас к изданию готовились сразу два сборника: мой «Ни океанов, ни морей» и роман в рассказах Марата «Печатная машина». Их мы собирались презентовать на концертах в Казани, Москве и Петербурге.

Поскольку Марат был писатель сложный, к тому же мой друг, я постарался все три выходных ничем, кроме его книги, не заниматься. Он мог обидеться на что угодно. Например, я сказал ему по телефону:

– Подумай, зачем нам нужна эта нумерация? И так все поймут, что герой один и тексты связаны.

– Хорошо, ты прав, сынок. Убирай.

Я открыл «Индизайн» на своем ноутбуке и убрал все номера глав. Ход с главой «ноль» казался мне вычурным. Вот так-то лучше, теперь красиво. Марат перезвонил и сказал:

– Сынок! Ты охуел! Ты почему на меня давишь? Мне нужны эти номера, книги без них не будет, – я слышал звуки метро.

– Ты уверен, что хочешь главу номер ноль? Это тебе не кажется понтами?

– Как ты?.. Понта… – он выругался и пропал.

Я опять добавил номера от нуля и дальше, написал Марату эсэмэс, что все хорошо.

«Смотри мне, сынок, я старый и больной. Не мучай меня, – был ответ. – Ты даже не понимаешь, что такое образ, так что делай, как я говорю».