Рутинёр

– Мой знакомый сдаёт комнаты над таверной «Счастливый штурвал». Это совсем рядом, дом со штурвалом дальше по набережной. Можете остановиться там.

– Благодарю за совет, – кивнул я и начал спускаться по лестнице.

Микаэль двинулся следом, но сразу обернулся и негромко сказал.

– Я убил его. Отрезал Тибальту его набитую дерьмом голову и помочился на труп. Вот так!

Больше он не сказал лекарю ни слова.

2

Надолго в доме Эстебана, а точнее – его тестя-аптекаря, которому и принадлежал особняк, мы не задержались. Оставили обживаться Уве и Марту, а сами забрали их коней и осла и отправились проверить квартиры над таверной, о которой нам рассказал лекарь.

– Что у вас за счёты? – спросил я Микаэля, когда мы подъехали к набережной.

– Учились у одного профессора, там и сдружились, – невпопад ответил бретёр. – Я ведь тоже учился в университете. Год для получения лицензии, без этого никак не обойтись, ты же знаешь.

– Вопрос был не о том.

Маэстро Салазар повертел шеей, будто ему начал давить воротник сорочки, после пояснил:

– Мы продолжали общаться после окончания обучения. Когда среди соседей начала расходиться ересь скопидомов, Эстебан просто взял и уехал в Ренмель. Ничего мне не сказал.

– Ты бы его не послушал.

– Не послушал, да. Но предупредить меня он должен был в любом случае. Мы были друзьями.

И вот с этим утверждением я спорить не стал.

Таверна занимала первый этаж добротного углового здания, сложенного из серого камня, вместо вывески на фасаде висел штурвал, явно настоящий, снятый с корабля. Я оставил Микаэля приглядывать за лошадьми, а сам зашёл в питейное заведение и справился насчёт жилья. Зашёл удачно – бородач за стойкой помимо бара отвечал ещё и за квартиры на верхних этажах. Достаточно быстро мы столковались о плате за апартаменты и стойла в конюшне, распрягли коней и потащили пожитки в арендованные комнаты.

Вид из окон не слишком просторного жилья открывался на Рейг. Осенью и зимой здесь должно было дуть из всех щелей, а вот сейчас налетавший от реки свежий ветерок оказался весьма кстати, поскольку худо-бедно разгонял удушающую жару.

Микаэль кинул вещевой мешок в угол своей комнаты, встал в дверях и навалился плечом на косяк.

– Так понимаю, у нас сегодня дел невпроворот?

Я разложил на кровати сменную одежду, обернулся и кивнул.

– Всё верно понимаешь.

Бретёр поморщился, отлип от косяка и скрылся в своей комнате.

– Пойду, промочу горло, – сообщил он мне, сменив камзол на дублет.

– На вино не налегай! – крикнул я вдогонку, а сам, прежде чем переодеться в парадное платье, сполоснул от дорожной пыли лицо и шею под рукомойником. Пропахшую потом одежду побросал к двери, кольчугу убрал в саквояж, сверху пристроил пистоли, которые намеревался сдать для обслуживания колесцовых замков оружейнику.

После этого я придирчиво оглядел здоровенный сундук, усиленный железными полосами, положил туда ручную бомбу, по диагонали пристроил чехол с мушкетом, скидал ещё какую-то мелочёвку и поставил сбоку ящичек с бутылкой рома. Туда же отправил мешочек с перстнями; на пальцах оставил только две печатки – золотую магистра Вселенской комиссии по этике и серебряную с червонной накладкой лиценциата тайных искусств. Затем провернул в замке ржавый ключ и сокрушённо покачал головой – с подобным запором было по силу справиться и ребёнку. Пришлось браться за волшебную палочку и накладывать охранные чары. Плетение вышло не слишком сложным, но в левую кисть вгрызлась позабытая за последнее время ломота.

Провозился я в итоге не слишком долго и всё же, когда спустился в общий зал, Микаэля там уже не застал. Не стал задерживаться в таверне и сам, только предупредил управляющего, чтобы отнесли в прачечную грязную одежду и вычистили сапоги, и вышел на улицу.

Маэстро Салазар стоял у парапета набережной, попивал вино и с безучастным видом озирал гладь Рейга, над которой с пронзительными криками носились белые чайки.

– Мик! – окликнул я бретёра, но тот не обернулся лишь вскинул руку, давая понять, что услышал меня.

Я подошёл посмотреть, что именно так заинтересовало Микаэля, встал рядом и понимающе усмехнулся. Дул лёгкий ветерок и по воде бежала невысокая волна, раскачивая причалившую к набережной лодку, и полноватый молодой человек, выбираясь из той, едва не свалился в воду. Но комментарий в своей неизменной стихотворной форме маэстро Салазар отпустил совсем по иному поводу.

Чем больше золота, тем мелочней душа,

Браслеты с перстнями – услада буржуа!

Количеству золотого шитья на камзоле и шляпе молодого человека и в самом деле могла бы позавидовать любая модница, хватало на пухлых пальцах и перстней. При этом ни один из них не посверкивал родовым гербом, да и толстую цепь на шее в отличие от дворянских не оттягивал фамильный медальон. Как есть – богатенький бюргер, тут Микаэль всё подметил верно.

Но при всём при том на ремне молодого человека висели ножны со шпагой, и полная ладонь легла на её рукоять ещё прежде, чем маэстро Салазара проговорил своё двустишие до конца.

– Прикуси язык, а не то его укоротят!