Рутинер

Послышался шум бегущей по камням воды, открылась и скрылась за деревьями небольшая полянка на берегу, а затем тропинка вновь углубилась в заросли. Ехали мы еще минут десять, а потом как-то совершенно неожиданно вывернули на опушку, с которой открылся вид на широкое поле и возвышавшиеся посреди него монастырские строения, обнесенные не слишком высокой каменной оградой.

Зарьина пустынь!

Но как для нас открылся вид на монастырь, так и мы оказались в поле зрения выставленного на выходе из леса пикета. И это были отнюдь не местные ополченцы: на сторожевом посту дежурили полдюжины арбалетчиков и трое рубак в кирасах, открытых шлемах и мундирах черно-желтой окраски. Цвета архиепископа Миенского.

Лица всех наемников закрывали кожаные маски вычурной формы, напоминавшие клювы хищных птиц, не было ее лишь у монаха в простой коричневой хламиде.

— Кто вы и что вам нужно?! — зычно крикнул он, когда мы придержали лошадей.

Стрелки не спешили хвататься за арбалеты, но было предельно ясно, что болты полетят в нас, прежде чем получится укрыться за деревьями, поэтому я, почти не разжимая рта, шикнул на школяра:

— Уве!

Тот очнулся и крикнул в ответ:

— Паломники! Идем к святому месту!

— Возвращайтесь в Вильмштадт! — заявил монах. — В обители карантин!

Он не стал сообщать, какое заболевание распространилось среди братии, лишь указал в подтверждение своих слов на вкопанный в землю шест, где трепетал под порывами ветра флажок с оранжевым левым нижним и красным правым верхним треугольниками.

Арбалетчики начали подниматься с земли и потягиваться, так что Уве решил не затягивать разговор и объявил:

— Благодарю! Мы последуем вашему совету!

Школяр стал разворачивать коня к лесу, а вот я немного замешкался, дабы окинуть внимательным взглядом и поле, и монастырь. Пробраться к тому не было никакой возможности, поскольку вдоль опушки леса курсировали сразу два конных патруля с поджарыми охотничьими псами. Судя по ало-голубым мундирам, в охране Зарьиной пустыни принимали участие еще и наемники архиепископа Ренмельского; егеря или рейтары — разобрать не получилось, но вооружены они были не арбалетами, а мушкетами и пистолями. У открытых ворот монастыря стояло несколько монахов, да еще рядом были разбиты шатры и поднимался к небу дымок полевой кухни, меж палаток бродили свободные от службы наемники.

В карантинной обители не было ровным счетом ничего подозрительного или даже просто необычного, осенило меня уже среди деревьев. Обращать внимание следовало не на появившееся, но на пропавшее. А пропала умиротворяющая аура святого места. Не было ее больше. Ну или почти не было. Поле как поле. Дома как дома. Прежде отголоски святости вполне явственно ощущались на опушке, а сейчас они сгинули, как не бывало.

Без всякой подготовки я вогнал себя в транс, и сознание вломилось в незримую стихию, будто гвоздь в трухлявое дерево; даже мотнулась голова. Эфирное поле показалось не слишком-то и упорядоченным, каким-то рыхлым и… слабым. Словно обитель поразил отнюдь не телесный недуг, а монахи прогневили небеса, и те отвернулись от них, забрали пролившуюся некогда на это место благодать. Оставили только самую малость — что-то такое ощущалось в той стороне, где темнели неказистые строения обители.

Зажав пальцами нос, я нервно оглянулся, но преследовать нас не посчитали нужным. Да и с чего бы? Желали отвадить от монастыря паломников и вполне добились своего.

Я свесился из седла и высморкался кровью. Микаэль обернулся на звук и негромко произнес:

— Доводилось слышать, будто монашеская братия — те еще греховодники, но это ж как надо было начудить, чтобы осквернить святое место?!

— Рот закрой! — хрипло выдохнул я и закрутил головой по сторонам. — Уве, Марта! Охраняйте!

— Но, магистр… — заикнулся было школяр.

Я не стал ничего слушать, не стал ничего объяснять, лишь рыкнул, как отдавал приказы в свою бытность обер-фейерверкером Сизых псов:

— Исполнять!

И сразу ощутил сотрясшую незримую стихию дрожь, с которой разошлась вокруг нас воля юных заклинателей.

— Чисто, — немного погодя объявила Марта.

— Никого, — подтвердил Уве и не удержался от неуместного сейчас вопроса: — Но что происходит, магистр?

— Вляпались, — коротко бросил в ответ Микаэль. — Вляпались ведь, Филипп?

Я промолчал, а когда тропа вновь вывернула к ручью, спешился и за поводья провел жеребца через кусты к поляне на берегу. Там присел на корточки и умылся. От холодной воды заломило пальцы, зато сразу унялась головная боль.

— Вляпались-вляпались, — подтвердил я, невольно подражая манере маэстро Салазара.

Святое место невозможно осквернить. Нет! Возможно, конечно, да только святость пережжет любую пакость, какую только способен измыслить извращенный разум чернокнижника.