Рутинер

Мраморную облицовку стен этого грандиозного сооружения искусные мастера украсили барельефами с каноническими деяниями святых, а фронтон и высоченные бронзовые двери содержали изображения Пророка и его ближайших учеников. Но обычного умиротворения от созерцания этого великолепия я, увы, не испытал. В лучах закатного солнца камень отсвечивал алым и казался облитым кровью, да еще какой-то кликуша в рубище что было сил орал, распугивая круживших над площадью голубей и привлекая внимание зевак.

— Выжечь мерзопакостное гнездо язычников! — вопил он, потрясая над головой кулаками. — Веками мы попустительствовали солнцепоклонникам, уверяя себя, что нас не касаются творимые на далеком юге кровавые обряды! И теперь пожинаем плоды собственной беспечности! Знания идут во благо, лишь когда подпитывают огонь веры, а не гасят его. Теперь же порок дает всходы в душах молодежи и развращает тех, кто ставит учебу выше духовного развития! Множатся секты, льется кровь во славу лживого культа солнца! В дом наш пришла беда!

Было предельно ясно, что монах нищенствующего ордена святого Матиса вдалбливает в умы слушателей мысль о необходимости очистительного похода на Арбес, так что я развернулся и зашагал прочь. На ходу обернулся к Микаэлю и спросил:

— Хочешь знать, что происходит?

— Имею такое желание, — подтвердил бретер.

— Тогда давай найдем местечко потише и возьмем вина. Есть что обсудить.

Против такого предложение маэстро Салазар устоять не смог и махнул рукой:

— Идем!

Когда три четверти часа и кувшин вина спустя мы покинули небольшую таверну и зашагали к Великому мосту, людей на улицах нисколько не убавилось, если не стало больше. Дневная жара наконец спала, и обыватели неспешно прогуливались по бульварам и площадям, обсуждали последние новости, ужинали за выставленными на улицу столиками, набивались в винные кабаки и кофейни. Отовсюду доносилась музыка, в темных переулках мелькали тени и слышался женский смех. Зимой все было не так, зимой к этому времени Ренмель уже забывался беспокойной полудремой, но летние вечера тянулись долго, а в День явления силы многие и вовсе не ложились спать до самого утра.

Маэстро Салазар бдительно поглядывал по сторонам и не убирал ладонь с рукояти шпаги, нас гуляки задевать плечами не рисковали и обходили стороной.

— Одного понять не могу, — сказал Микаэль, когда мы повернули на пустынную набережную канала, уходившего к реке. — Что связывает тебя с Канцелярией высшего провидения? Почему они сочли возможным обратиться к тебе? Пусть даже ты с того берега реки, но ведь там не жалуют ритуалистов!

Подобный вопрос не удивил, и ответил я без неуместных пауз:

— Я образец раскаяния, если ты забыл. Ангельская печать на моей спине тому порука.

Бретер только хмыкнул:

— А помогать ты собрался догматикам, потому что…

— Мой отец епископ Ренард прежде был большим человеком в Сияющих Чертогах, но сейчас в опале. Я не смогу встретиться с ним, кроме как оказав услугу канцелярии.

— Оно того стоит?

Я кивнул:

— Встреча с отцом, деньги, содействие догматиков в решении кое-каких наших проблем. Не переживай, внакладе мы не останемся. А еще кто-то уничтожает святые места. Об этом тоже не стоит забывать. Этих людей надо найти.

Маэстро Салазар только фыркнул:

— Филипп, ты излишне религиозен для просвещенного человека.

— Одно другому не мешает, — усмехнулся я. — Не забывай, что все учащиеся и лекторы теологических факультетов — духовные лица, а церковь содержит едва ли не треть университетов. За счет епископских пребенд живет превеликое множество профессоров.

— Дело не в этом, — отмахнулся Микаэль. — Дело в том, что работать на догматиков опасно для жизни. Доводилось мне лицезреть агентов канцелярии после допроса с пристрастием. В Лаваре кровью и пытками никого было не удивить, но тогда проняло даже меня. — Он на миг умолк, затем продекламировал:

Люди — лишь песчинки в жерновах судьбы,
Заведешь двух хозяев — не сносить головы!

— Мы уже сунулись куда не следует! — резонно возразил я. — Есть предположения, кто пытался меня убить?

Микаэль только головой покачал:

— Примерно за час до твоего возвращения на площадь заявились полдюжины головорезов. Двое остались попивать вино в соседней таверне, остальные перекрыли выходы с площади — по человеку на переулок. Трое на одного — шансов у тебя не было даже с пистолями.

Я выругался и ускорил шаг. Впереди замаячил мост, мы свернули на боковую улочку и спустились к воде. Там обнаружилась пристань с лодками и баркасами, горел костер, от подвешенного над ним котла расходился одуряющий аромат глинтвейна. Рядом на огне жарили рыбу и колбаски, дальше высились какие-то загородки, тянулись приземистые строения складов и даже горбился двухэтажный домишко. И все это — под мостом.

Рябой лодочник сразу приметил нас и помахал рукой, спешно осушил кружку, вернул ее собиравшему за выпивку деньги оборванцу и поспешил к своему утлому суденышку. Мы двинулись следом.