Рыбаки

Услышав мать, Обембе обернулся ко мне и поймал меня взглядом в сеть немого вопроса: «Ну, видишь, о чем я тебе говорил?» И тут меня озарило: я понял, что Абулу и впрямь виновник нашего горя. Когда мы проезжали мимо соседского грузовика Аргентины, изрыгавшего клубы черного дыма, до меня дошло: это Абулу нанес рану нашей семье. Хотя я не поддерживал намерение брата отомстить безумцу, встреча с Абулу в тот день изменила меня. Реакция матери: ее проклятие, слезы, что покатились по щекам при виде его, — тронула и меня. Когда Нкем звонким голосочком сказала: «Папа, мама плачет», я ощутил прокатившуюся по телу холодную волну и как будто весь онемел.

— Да, знаю, — ответил отец, глядя в зеркало заднего вида. — Скажи ей, пусть перестанет.

Когда Нкем передала матери: «Мама, папа просил сказать, чтобы ты перестала плакать», мое сердце не выдержало, и, точно плотина прорвалась, я припомнил все беды, причиненные нам Абулу:

1 1. Это он отнял у нас братьев.

1 2. Это он отравил ядом нашу с братьями кровь.

1 3. Это из-за него отец лишился работы.

1 4. Это из-за него мы с Обембе пропустили целую четверть.

1 5. Это он чуть не свел мать с ума.

1 6. Это из-за него пришлось сжечь вещи моих братьев.

1 7. Это из-за него тело Боджи сожгли, словно мусор.

1 8. Это из-за него тело Икенны закопали в песок.

1 9. Это из-за него Боджа раздулся, точно шар.

10. Это из-за него Боджу объявили в розыск по всему городу.

Список можно было продолжать без конца. Я перестал считать, а строчки бежали перед мысленным взором, точно вода из незакрытого крана. Поражало и страшило то, что этот человек — причинив столько горя нашей семье, заставив страдать мою мать, внеся раздор между нами, — даже отдаленно не представлял, что он натворил. Он продолжал жить, целый и невредимый.

11. Он разрушил карту желаний моего отца.

12. Он породил пауков, захвативших наш дом.

13. Это он — не Боджа — воткнул нож Икенне в живот.

К тому времени как отец заглушил мотор, голем, созданный внутри меня этим откровением, восстал и стряхнул с себя лишнюю глину. На челе его был начертан вердикт: Абулу — враг.

Вскоре мы с Обембе оказались в нашей комнате, и когда брат натягивал бриджи, я сказал ему, что тоже хочу убить Абулу. Обембе замер и взглянул на меня. Потом подошел и обнял.

Ночью, в темноте, он рассказал мне историю — чего не делал уже очень давно.

13. Пиявка

Ненависть — это пиявка.

Тварь, что присасывается к коже человека и питается от него, истощает силу духа. Она меняет человека и не отстанет, пока не высосет до последней капли весь покой его души. Ненависть впивается в кожу и постепенно проникает все глубже и глубже, так что, удаляя паразита, ты вырываешь себе кусок плоти, а убивая его — калечишь себя. Некогда люди использовали огонь, раскаленный прут, и после прижигания пиявки на коже оставался след. Так вышло и с ненавистью, которую мой брат питал к Абулу: она впилась ему глубоко в кожу. С того вечера, как я дал согласие отомстить, мы почти всегда держали дверь в комнату запертой и каждый день, пока родители работали — мать в лавке, отец в книжном, планировали миссию.

— Сперва, — сказал одним утром Обембе, — надо победить его здесь, в нашей комнате. — Брат показал рисунки, на которых палочные человечки в драке убивали безумца. — Победим сперва мысленно, потом на бумаге, а потом и вживую. Ты ведь слышал, как пастор Коллинз много раз повторял: то, что происходит в физическом мире, уже случилось в мире духовном. — Ответа на вопрос он, однако, не ждал. Сразу продолжил: — Так что перед тем, как отправиться на поиски Абулу, мы должны убить его здесь.

Первым делом мы рассмотрели пять рисунков, на которых был изображен момень уничтожения Абулу, и обсудили пути достижения цели. Первый рисунок Обембе назвал «Давид и Голиаф»: он мечет камни в Абулу, и тот умирает.

Я в успехе этого плана усомнился. Мы ведь не были слугами Божьими вроде Давида, и нам не суждено было стать царями, как Давиду, и потому мы могли не попасть Абулу камнем в лоб. Стоял самый разгар дня, и солнце пекло вовсю, так что Обембе включил потолочный вентилятор. Где-то в нашем районе зазывал уличный торговец: «Резиновые сандалии — налета-а-а-ай!» Мой брат сел на стул и, потирая челюсть, подумал над моими словами.

— Послушай, я понимаю твои страхи, — сказал он наконец. — Может, ты и прав, но закидать Абулу камнями реально. Вопрос — как это сделать? Где и в какое время, чтобы нас не поймали? Вот в чем недостатки этого варианта, а не в том, что мы не цари вроде Давида. — Я согласно кивнул. — Если мы закидаем его камнями у всех на виду, кто знает, что будет? А вдруг мы попадем в случайного прохожего?

— Ты прав, — кивнул я.

Далее Обембе представил рисунок, на котором Абулу был заколот ножом — совсем как Икенна. Этот план Обембе назвал «Оконкво», в честь героя книги «И пришло разрушение». Изображение пугало.

— А если он будет сопротивляться и сам тебя зарежет? — спросил я. — Он ведь коварный, ты знаешь.

Такая перспектива встревожила моего брата. Он взял карандаш и перечеркнул рисунок.