Рыбка по имени Ваня

«Представь, в тебе живут два Ивана.

Маленького Ивана № 1 раздражает „мамочкина гиперопека“.

Взрослый Иван № 2 не парится из-за „надоедливой“ матери. Он снисходителен к материнским слабостям. Что поделаешь, с возрастом все мамы всё больше напоминают маленьких капризных девочек.

Да и, сынок, какая же это гиперопека?! Я не езжу к тебе по полгода. Мне совестно, что я вся ушла в свою работу, порой напрочь о тебе забывая.

И лишь когда ты изредка приезжаешь, пытаюсь торопливо наверстать упущенное. Имитирую материнскую любовь.

Наскоро готовлю борщ, тушу мясо, пеку сырники (натуральный деревенский творог!). Сую в сумку жалкие кульки с домашним. Ах, прости: забывая, что сырники — твой враг номер один. Ты борешься с ними не на жизнь, а на смерть. Сырники для тебя — великий и ужасный символ родительского порабощения, власти над тобой.

Еда — это просто набор калорий и микроэлементов. Не ищи подвоха, не воспринимай мою заботу как хитроумно продуманный способ давления и коварное родительское посягательство на твою независимость и взрослость».

* * *

Осенью Анна купила для сына дорогущую морозилку. Забила зеленью, свежими ягодами (живые витамины), борщовыми заготовками. Спустя полгода приехала, заглянула: морозилка стоит почти нетронутая!

Тем не менее, продолжала собирать сумки. Сын сунул туда любопытный нос.

— Снова сырники.

— Внизу отборная картошка, мёд… Лук и чеснок дядя Паша принёс: у него дача в лесу, всё экологически чистое. Сверху положила баночку рыбки, залила маслом… — Анна всегда немножко внутренне мандражировала, вибрировала, собирая «гостинцы». Пардон, не гостинцы — Троянского коня в сумке, насилие над свободой сына.

Недавно она наткнулась на дальний магазинчик. Там — вот чудо-чудное, диво-дивное у нас в России! — продавали свежайшую рыбу. Анна мариновала её по своему рецепту, получалось слабосолёно, нежно, жирненько: пальчики оближешь.

— Приедешь — и ничего готовить не надо, — униженно, суетливо уговаривала Анна. — Отваришь на ужин картошечки, сверху лук колечками…

— Позволь мне самому решать, чем ужинать. Я взрослый человек. Может, я хочу… квасу с хреном хочу!

— Если бы ты был взрослым человеком — не акцентировал бы внимание на таких мелочах, — обиделась Анна. — До тех пор, пока ты воюешь с маминой едой — ты капризный маленький мальчик. И никто тебя не заставляет есть рыбу сегодня. Положи в холодильник — когда захочешь, разморозишь.

— Позволь мне самому решать, когда и чего размораживать. У меня чувство, что ты подсматриваешь мою жизнь. Шпионишь. Ведёшь наблюдение онлайн. Что в моей квартире всюду развешаны скрытые камеры.

— В моей квартире, — тихо поправила Анна.

— Ага. То есть, раз квартира твоя — я обязан жить по твоим правилам! Есть еду, которую ты назначаешь. Это такой рычаг воздействия на меня?! — вскипел Иван.

— Боже, — ужаснулась Анна. — Если бы нас сейчас слышали: из-за какой ерунды мы цапаемся.

Нет, конечно: они часто и много говорили о других важных вещах. Обсуждали просмотренные вместе фильмы, прочитанные книги, что интересного случилось за неделю. О жизни, как они её понимают.

* * *

Хотя, с какой стороны посмотреть. Ерунда… «Ты есть то, что ты ешь».

Имеется такая рубрика «Журналист меняет профессию». Анна оделась затрапезно и устроилась в кафе судомойкой. Вроде от кухни работала далеко — а такого насмотрелась! Теперь за километр общепит обходит. Не обходит — обегает, как зачумлённый: чур, чур меня!

На плите в кухне стояла громадная сковорода. В ней чёрное масло не менялось месяцами: колыхалось тяжёлой ядовитой смолой. В ту смолу валилось и жарилось всё подряд: котлеты так котлеты, пирожки так пирожки, блины, картошка, овощи…

Каждое утро заведующая производством, закинув ногу на ногу, по телефону общалась со знакомыми хозяевами магазинов. Орала на всю кухню:

— Картошка сильно позеленела? Вези больше, кто увидит! Ну и что, что банановая слизь по ящику растеклась. Соскребём: рулетики, тортики наделаем. Ветчина в плесени? Пойдёт в пиццу, в салат — сожрут за милую душу…