Сложность заключается в том, что большинство древнерусских сельских поселений обследовались во время археологических разведок, а не подвергались планомерным раскопкам. Собранные на них материалы представлены по преимуществу обломками керамики, орудиями труда. Прочие же предметы встречаются гораздо реже. Наконец, не всегда удается достаточно убедительно установить тип памятника: обычные поселения свободных крестьян-общинников, владельческие поселения, феодальные усадьбы-замки и нарождающиеся городские центры. Последнее обстоятельство заставляет рассматривать их вместе (конечно, за исключением тех случаев, когда тип поселения выявлен достаточно четко, например село Ракома под Новгородом или Кидекша, княжеская усадьба Юрия Долгорукого).
Исследователи, занимавшиеся историей русской деревни X–XIII в., заметили, «что подавляющее большинство селищ и курганных могильников вытянуты вдоль берегов рек и озер»[331]
. Объясняется это прежде всего потребностями земледелия: в речных долинах легче было найти пригодные для распашки земли (более плодородные почвы, свободные от леса и болот площади)[332]. Не последнюю роль играли и удобства транспортного сообщения по водным путям. Однако нельзя сбрасывать со счетов и третий фактор. «Многие поселения, – пишут А. В. Успенская и М. В. Фехнер, – расположены близ устьев мелких притоков или напротив устья, на противоположной стороне главного русла»[333]. Примеров такой топографии селищ можно привести немало: верхнее течение Волги, Ока, верхнее и среднее течения Днепра, реки Ипуть, Сож, Десна, Дон и т. д. Но только ли дело здесь в расширении при впадении притока речной долины (естественное увеличение пахотных и сенокосных угодий), как думают вышеназванные исследователи, или же еще и в желании жителей поселка соседствовать с перекрестком судоходных путей? Всё это, конечно, имело место. Но были и другие обстоятельства. Некоторые притоки – мелководные ручьи – никакого транспортного значения не имели, как, впрочем, почти не прибавляли к речной долине аллювиальных террас и плодородных почв. Зато они служили идеальным местом для рыболовства. Недаром такие места притягивали к себе людей еще в неолитическую эпоху, когда лов рыбы входил в число важнейших видов хозяйственной деятельности. Если вспомнить, что технические возможности большинства русских рыбаков вплоть до XII в. не позволяли вести активный промысел в основной акватории мощных рек и озер, положение еще более прояснилось. Сельские поселения нередко ставились с учетом благоприятных условий для рыболовства.Этот вывод легко подкрепить данными археологических разведок автора по среднему течению Мсты, И. И. Артёменко и Г. Ф. Соловьёвой – по Днепру, Сожу и Ипути, М. В. Воеводского – по Десне и т. д. Любопытно, что многие селища обнаружены не только близ устья притоков, но и по берегам стариц, в то время как берег главного русла (незаливаемый) был пуст. Наконец, оказывается, что более густо заселены окрестности небольших озер, а побережье таких гигантов, как Чудское и Псковское озёра, Ильмень, Белое или Ладожское, почти пустуют (смотри карту, приложенную к работе А. В. Успенской и М. В. Фехнер).
Итак, топография сельских поселений домонгольской поры[334]
, если прямо и не доказывает повсеместного развития рыболовства, то, во всяком случае, дает полное право его предполагать. Причем в лесной зоне отмеченные выше особенности прослеживаются более четко, чем в лесостепи.Картографирование находок рыболовных орудий на селищах, дополненное сведениями о наличии в культурных отложениях костей и чешуи рыб, несмотря на трудности с учетом всех сведений, не противоречит, а усиливает сделанное заключение. «Почти всюду на поселениях как сельского, так и городского типа, а иногда и в курганных могильниках встречаются те или иные орудия рыболовства, а также костные остатки и чешуя рыб», – с полным основанием констатирует В. А. Мальм[335]
.Какие же рыболовные орудия найдены на древнерусских селищах? На первом месте стоят грузила (в большинстве – глиняные) от сетей. К сожалению, как по опубликованным данным, так и по архивным материалам установить количество обнаруженных на том или ином памятнике грузил почти невозможно. Остается предполагать, что присутствие значительного их числа в культурном слое обратило бы на себя внимание авторов раскопок. Опираясь на более пространные сведения (селища Лебёдка[336]
, у д. Пекунево[337], близ Грехова ручья[338], напротив г. Славгорода[339] и др.), можно считать обычным наличие не свыше полутора-двух десятков грузил. Сколь ни условны эти выкладки, они всё-таки отражают определенную закономерность: отсутствие настоящих промысловых сетей на большинство поселений, свидетельствующее, по-видимому, об индивидуальном, малоразвитом (в смысле интенсивности) лове. Детальный анализ палеоихтиологических находок внес бы дополнительные коррективы, но пока рассчитывать на его скорейшее осуществление не приходится.