Рыбы не знают своих детей

А пуща стоит, как стояла. Много повидавшая, многое слышавшая пуща. Самое цветение сосен. От малейшего дуновения ветерка пышные кроны деревьев словно желтой фатой окутываются. Даже воды Версме пожелтели, а берега заводей окрасились в желтизну, будто кто краску пролил. Желтая пыльца покрыла одежду, облепила лицо. Давно так не цвел лес. Подрастет, окрепнет пуща, столько повидавшая на своем веку, столько слышавшая плача, столько впитавшая людской крови в мох, стольких приютившая под своим дерном.

Вышел к краю леса и остановился. Поднял глаза на старую толстенную березу и даже вздрогнул: ему показалось, что на дереве укрылся человек. Но тут же вспомнил о поднятой еще отцом борти и посмеялся над своим страхом. Чего теперь бояться? Ребята Чибираса теперь как раз пригодились бы. Сам повел бы их на болото, и красношеего Кучинскаса сегодня ночью загребли бы. Только стоит ли засветло показываться в деревне, не лучше ли подождать ночи… Вдруг в грудь сильно ударило, и в тот же миг грохнуло — словно раскололось небо. Ничего не понимая, он закачался, пытаясь устоять на ногах, оглянулся — что тут творится? — но только шагнул назад и сразу упал навзничь, во весь рост вытягиваясь на земле. И за этот короткий миг, пока он падал на лесной мох, успел вспомнить фронт, услышать взрывы снарядов, рев танков. Теперь так же, как тогда, быстро затухает день, кто-то большой гасит солнце, застилает небесные дали, вершины цветущих сосен…

* * *

Под вечер в деревушке слышали выстрелы в лесу: с закатом солнца прогрохотал один, в сумерках (на сей раз у лесничества) прозвучал второй и тут же третий, четвертый…

После первого выстрела Мария подумала: слава богу, дождался-таки этих своих кабанов, надо ставить воду, ошпарить кадушку, на всю ночь работы хватит, даже если и Агне на помощь позвать. Наделаем вкусных колбас. Ничего плохого не заподозрила и потом, обрадовалась даже: не придется далеко ездить, Винцас кабана прямо у порога приканчивает. Выскочив во двор, увидела мужа. Он бежал спотыкаясь, весь сгорбившись, с ружьем в руках. Подскочив, силой затолкал ее в избу, задвинул щеколду и, падая на пол у стены, свалил и ее.

— Чего это? — удивилась она.

— Молчи! — остудил ее единственным словом, и только теперь она увидела налитые страхом глаза, почувствовала, как дрожит его рука, и всего его колотит дрожь. Вдруг поняла, что случилось что-то недоброе, что-то страшное, что кабаны тут ни при чем. И сама задрожала, страх стиснул сердце, лежала, прижавшись к его боку, вслушиваясь в малейший шорох, пугаясь даже жужжания мухи, ожидая, что вот-вот раздадутся тяжелые шаги, затрещит наружная дверь… «Не приведи господи, не оставь сиротой нашего Винцукаса, охрани дом от страшной беды…»

— Надо звонить в волость, — прошептал он и хотел встать с пола, но она обвилась руками вокруг шеи и беспрестанно повторяла:

— Никуда я тебя не пущу… Никуда ты не пойдешь, милый мой, никуда я тебя не пущу…

— Хочешь, чтоб обоих здесь прикончили?

— Не приведи господи…

— Надо звонить в волость. Обязательно надо, — сказал он таким голосом, что ее руки тут же отпустили его шею.

И в тот же миг она услышала какой-то шорох у двери. Сердце перестало биться, отнялись руки и ноги, а на дворе все скреблись под дверью, пытались открыть, а потом задребезжало окно. Она подняла голову и увидела прижатое к стеклу лицо Агне.

— Не приведи господи, — со вздохом перекрестилась Мария и вскочила на ноги.

— Что тут было? — спрашивала Агне, запыхавшаяся и бледная.

— Надо звонить в волость… Черт знает что творится.

— В читальне услышала выстрелы и прибежала. Что же тут было?

— Черт знает что творится… Пойду, попытаюсь дозвониться. Когда не надо, этот Чернорожий тут как тут, а когда настоящая беда — не дозовешься.

— Кто тут стрелял?

Винцас только махнул рукой, а Мария сказала:

— Лесные, кто же больше? Винцас едва ноги унес…

— Иду я, — сказал он и вышел.

Оставшись одни, женщины забились в угол кровати, но недолго так сидели — убежали вслед за Винцасом в другой конец избы, в контору. Винцас вертел и вертел ручку телефонного аппарата, дул в трубку, и наконец ему откликнулся раздраженный женский голос.

— Мне милицию, — попросил Винцас.

Мария смотрела на изменившееся лицо мужа, слушала, как он кому-то рассказывал про выстрелы в лесу, о том, что пуля просвистела на волосок выше его головы, словно топором срубив ветку дерева, и вдруг разразилась слезами, почувствовав, каким пустым и мрачным стал бы мир без этого человека.

* * *

Чибирас со своим отрядом прибыл в полночь и нашел их сидящими в темноте. Поспешно расставил часовых, троих парней отправил вместе с Агне в ее избу, а с другими закрылся в конторе лесничества. Марию выгнал в жилой конец и приказал не высовывать носа на двор, пока не прикажет. Когда женщина вышла, Чибирас насмешливо спросил:

— Доигрался, лесничий?

Он не ответил. Сидел за столом и молча смотрел через окно в черную ночь.

— Я давно думал, что однажды ты дойдешь до конца дороги, — снова заговорил Чибирас. — Удивляюсь, что до сих пор тебе хвост не прищемили. Не думай, что мы глупы и ничего не понимаем, ничего не видим.