Рыцарь и его принцесса

Я могла не смотреть в сторону отца и без того зная, что он в ярости. Врагов у него было предостаточно, и причина заключалась не только в его положении, но и в несчастливом характере. Отец был человек жестокий, мстительный, непримиримый ко всему, что казалось не по нём, — как такому не нажить ненавистников? Доходили и до меня слухи, что на жизнь отца не единожды уж покушались, и, хоть ни одно из тех предприятий не удалось, он пару раз находился на волосок от смерти.

И вот новый удар. И я не взялась бы даже гадать, кто нанёс его. В Таре, здесь, в пиршественном зале собрались самые влиятельные люди страны, самые опасные враги ард-риага. Не менее половины присутствующих могли по той или иной причине желать отцу смерти и имели возможность претворить замысел в действительность, другая же половина по меньшей мере не любила его. Я сомневалась, что существует хоть один человек из ныне живущих, кто бы любил отца, если я, родная его дочь, теперь не испытывала к нему ничего, кроме страха.

— На твоём месте, Остин, я был бы благодарен молодому человеку за спасение, — ровным тоном заметил дед, отпивая воды из кубка. — Несчастная издохшая тварь своим примером показала участь, что ожидала бы тебя, не случись поблизости пары острых глаз и сильных рук.

— Я запомню твой совет, Гвинфор, — выцедил отец и сделал стражникам знак.

Те приблизились, волоча обвисшего чашника. Он был совсем ещё юным, почти мальчишка, с длинными вьющимися волосами, смазливым и капризным лицом, теперь белым от страха. Кажется, он не мог даже говорить.

— И даже последую ему, — продолжил ард-риаг, отправляя в рот кусок кабанятины. — Сегодня ты показал свою верность, наёмник, но этого мало. Я хочу знать, что могу доверять тебе. Я хочу, чтоб ты спросил этого бледного щенка, кто ему заплатил. Полагаю, ты умеешь управляться и с ножом, и с плетью.

Блодвен сидела, точно мраморная статуя из тех, что высекали когда-то мастера из южной страны за морем. Полагаю, что и я выглядела не более живой.

Джерард сомкнул ладони на широком клёпаном поясе, и толстая кожа согнулась вдвое, так он стиснул пальцы.

— Я не палач, лорд, — сказал он тихим трудным голосом.

Распластав по столу ладони, отец приподнялся в кресле.

— Ты станешь тем, кем я прикажу! И не к чему строить из себя монаха, наёмник. Или мне не известно, что ты стоишь по колено в крови?

— Да, я много убивал. В сражениях, где все были с оружием в руках. И никого не мучил.

— А теперь я твой господин. И приказываю узнать, кто покушался на мою жизнь. Но если ты столь высокодуховен, что мой приказ тебе претит… Что ж, будет нетрудно сыскать желающих занять твоё место, не так отягчённых моралью.

«Джед откажется, — отстранённо поняла я. — Ему отвратительна сама мысль плетьми выбивать из этого мальчишки признание. Он откажется… и мне вовек его не увидеть».

На мгновенье Джерард встретился взглядом с моим — в нём он, верно, прочёл отчаянное понимание. В зелёных глазах полыхали болотные огни. Всего миг — и Джерард склонил голову.

— Как прикажешь, мой лорд…

Тогда во мне что-то оборвалось, и мимолётно вспыхнувшая радость от того, что какое-то время Джед останется рядом, сменилась болью раскаяния. Ведь это я вынудила его совершить то, чему он яростно противился. И чувство это лишь усилилось, когда увидела удовлетворённую усмешку, зазмеившуюся на тонких губах отца.

Уже не глядя ни на кого, Джерард резко развернулся и вышел в боковую дверь. Двое воинов потащили, почти понесли за вывернутые локти мальчишку, который только тогда тонким голосом закричал. Но звук этот был неслышим в музыке и топоте сотен ног.

— Отец, — тихо позвала, — душно… позволь уйти.

— Иди, — получила милостивое дозволение. — Но возвращайся. Не забывай — этот пир в твою честь.

Как забыть!..

— Я сопровожу внучку, Остин, — поднялся дед и что-то шепнул на ухо жене. Та, неуверенно улыбнувшись, кивнула.

Отец безразлично махнул рукой и занялся окороком, капая жирной подливой. Удивляло, как он способен с такой жадностью поглощать еду после того, что случилось. Блодвен рядом с ним не прикоснулась ни к еде, ни к вину.

Дед учтиво подал мне руку и повёл через людское столпотворение, мимо тех, кто хотел отравить моего отца, и, возможно, желал смерти и мне. Повёл дальше от духоты и шума. Я оперлась о его локоть. Хоть теперь я выглядела взрослой и дед обращался со мной соответственным образом, рядом с отцом Гвинейры вновь становилась девочкой-молчуньей, любимой дочерью мёртвой матери и нелюбимой — живого отца.

— Как давно это с тобой? — спросил вдруг дед.

От неожиданности сбилась с шага.

— О чём ты?..

— Как давно ты любишь наёмника? Не делай таких испуганных глаз, Ангэрэт. Это останется между нами двоими.

— Как… — я вздохнула, выравнивая дыхание, — ты догадался?

Дед насмешливо фыркнул и легонько ущипнул меня за щёку.

— Внучка, хоть я и стар, но ещё не выжил из ума. Если твой неблагодарный родитель на твоё счастье не видит, что происходит у него под носом, не значит, что слепы все вокруг. Что до этого парня… Он мне нравится. Хоть это ничего не значит.