Читаем Рыцарь короля полностью

Откинувшись на спинку кресла, герцогиня замолчала; глаза её выдавали напряженную работу мысли, но выражение лица оставалось, как всегда, сугубо деловым и прозаичным. Неудивительно - эта женщина настолько привыкла к человеческой подлости, что воспринимала её как должное. Не ожидая никакой порядочности от других, она и сама редко ею грешила.

Мнение герцогини об Анне Руссель было явно самое низкое - но не ниже, чем о женщинах вообще. Она не испытывала ни гнева, ни возмущения. Девица просто представляла собой проблему, которую требовалось решить.

Время от времени она задумчиво пощелкивала ногтем большого пальца по зубам; и наконец, с последним щелчком, заметила:

- Мсье, то, что я собираюсь вам сказать, - дело глубоко личное, которое я не стала бы обсуждать ни с кем на свете. Оно касается короля. Вы видите, как я доверяю вам. Мне нужно, чтобы вы дали слово чести хранить молчание обо всем, что услышите.

Блез, ещё более польщенный, мог лишь поклясться хранить тайну.

- Так вот, мсье, - продолжала Луиза, - мне горько признаваться, что его величество, который, без сомнения, является величайшим государем в христианском мире, не свободен от некоторых слабостей, обычных, впрочем, для царственных и импульсивных натур. Когда дело доходит до женщин, король откровенно слепнет. Может быть, сударь, вы мне не поверите, но женщины вредная порода. Они фальшивы, похотливы, тщеславны, лицемерны и, ко всему, закоренелые лгуньи. Нужно самой быть женщиной, чтобы видеть насквозь их уловки и знать им подлинную цену. Но королю этого никак не вдолбишь. Для него любая гусыня - лебедь, каждая смазливая шлюха - ангел. Так что мы с его сестрой вынуждены оберегать его, как можем...

Она не могла продолжать спокойно и взорвалась:

- Господи, что за идиоты эти мужчины!

Если у Блеза и промелькнуло в памяти любимое присловье мадам де Лальер, что люди обнаруживают собственные недостатки, когда судят о чужих, то он отмел эту мысль как непочтительную и галантно заметил:

- Я далек от того, чтобы возражать вашей светлости насчет глупости мужчин, однако в вашем присутствии было бы непростительно принять мнение вашего высочества обо всех женщинах...

Она слегка ухмыльнулась.

- Изящно сказано, мсье. Но вы, я вижу, тоже слепой. Погодите, вот сами попадетесь на удочку... Однако вернемся к делу. Эта английская распутница наслала чары на короля.

Блез воспринял слово "чары" буквально и перекрестился.

- Да нет, я не хотела сказать, будто она занимается черной магией. Но эта хитрая девка знает, что лучший способ справиться с мужчиной или с мулом - это держать у него перед глазами морковку. Время от времени пусть отгрызет кусочек, но если он схватит весь пучок - игра проиграна. Вот она и держит его величество на расстоянии, только нервы ему щекочет - то глазки состроит, то ножку покажет... И вот вам результат: он от неё просто без ума, видит её во сне, стихи ей сочиняет!.. Он принимает эту девчонку за богиню. Если вы даже убедите его, что она - шпионка Англии и Бурбона, то, в таком состоянии духа, как сейчас, он просто сочтет её ещё более соблазнительной и пикантной. Теперь понимаете, в чем дело? Более чем бесполезно передавать ему письмо мсье де Воля о ней; да что там бесполезно - просто опасно, он ведь ничему не поверит... а если и поверит, так все равно ничего не предпримет. А предпринять что-то надо. Вы понимаете меня?

- Но, ваша светлость, если король уезжает в Италию...

- Пока что не уехал - и может ещё задержаться. А тем временем никак нельзя нам держать при дворе, близко к особе короля, будущую жену де Норвиля, бдительно следящую за каждым нашим шагом. Особенно важны ближайшие две недели. От неё следует избавиться немедленно и так, чтобы король этому не мог помешать. Конечно, если бы она умерла...

У Блеза по спине прошел холодок. Ему страшно захотелось, чтобы ничего этого не было, чтобы регентша не откровенничала с ним и ему никогда не приходилось окунаться в эти мутные воды...

Но она продолжала после паузы:

- Нет, это было бы ошибкой - ведь наша война с Англией не вечна. Есть способ получше. Ссылаясь на войну и свое двусмысленное положение здесь, она вымаливала позволение покинуть двор, но король отказал ей. Она уверяет, что якобы её брат велел ей отправиться в Савойю, чтобы завершить там придворное образование. Как будто она в этом нуждается! Кто-то нашел ей место при герцогине Беатрисе. До сих пор я считала все простым кокетством. А теперь вижу, что причина - её брак с де Норвилем или ещё какая-то хитрость, а возможно и то, и другое. Вероятно, ей нужно о чем-то сообщить. Или...

Луиза снова запнулась.

- Да-а, - пробормотала она, - да, это более чем возможно...

И продолжила вслух:

- Послезавтра король со своими дворянами уезжает на охоту в сторону Парижа. Его не будет два дня. За это время я берусь выпроводить миледи отсюда. Ко времени возвращения его величества она должна быть за пределами досягаемости. И это дело - в ваших руках.

- Моих?!

Вопреки этикету, Блез широко раскрыл рот.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное