— Да, государь. Пробыв месяцев девять в Париже, князь заболел. Злоупотребление удовольствиями, желание жить за троих вызвали страшное разложение крови. Этот человек, такой прежде красивый, полный здоровья, сильный, превратился за короткое время в отвратительный скелет, стал настолько слабым, что мог ходить только с помощью двух лакеев. Он был истощен до последней степени и казался погибшим безвозвратно.
— Это правда. Болезнь его наделала много шума, — сказал маркиз де Креки.
— Граф де Шароле знает все об этом, — продолжал граф де Сен-Жермен, — потому что в то время он посещал князя.
— Вы его видели? — спросил король графа де Шароле.
— Видел, государь, — ответил Шароле с замешательством и нетерпением, — и, действительно, вид его внушил мне глубокое отвращение.
— Распространились слухи, — сказал Ришелье, — что у венгерского князя проказа, которая начинается сухоткой. Кене пересказывал мне мнение докторов: они вообще не подозревали, что болезнь может достичь такой степени, так что надежды на выздоровление князя не было. Друзья его отчаивались…
— Но он смеялся над их отчаянием, — перебил граф де Сен-Жермен, — он утверждал, вопреки докторам, что он скоро выздоровеет, и уехал.
— А друзьям своим назначил свидание на будущий год в день его отъезда.
— Доктора объявили, что он и до границы не доедет.
— Это правда.
— Однако он возвратился.
— Когда?
— Он в Париже уже несколько дней, — сказал Шароле.
— И выздоровел?
— Совершенно. Он так же здоров, так же силен, как до болезни.
— И он вернулся в Париж несколько дней назад… — сказал король.
— Официально — да, — ответил Сен-Жермен, — но инкогнито он в Париже уже четыре месяца.
Шароле пристально посмотрел на Сен-Жермена и побледнел.
— Он вернулся инкогнито четыре месяца назад? — повторил Ришелье.
— Да, — ответил Сен-Жермен.
— Зачем? — заинтересовался король.
— Затем, что в Париже есть один человек, который, чувствуя начало точно такой же болезни, как у князя, написал ему, умоляя сообщить его средства лечения. Князь приехал, навестил этого человека, и оба условились помогать друг другу не только для того, чтобы вылечиться — одному в начале, другому в конце болезни, но и для того, чтобы применить способ, который должен был удесятерить их силы. Князь еще не совсем здоров, однако он полностью преобразился. Он привез с собой старика, столь древнего и согнутого до такой степени, что он кажется меньше карлика. Его белая, хорошо расчесанная борода достает до земли, глаза у него живые, полные огня, в движениях много грации, но в его наружности чувствуется врожденное коварство, что-то дьявольское. Этот человек — монгольский доктор, его зовут Абен-Гакиб. Глядя на него, легко понять, что этот ученый доктор принадлежит к секте искателей философского камня, которые не отступают ни перед какой жертвой, чтобы найти его, и жертвуют всем, даже жизнью себе подобных, ради этой несбыточной мечты.
Все слушали Сен-Жермена с удивлением.
— Как! — вставил маркиз де Креки. — Вы обладаете эликсиром долголетия, но отрицаете философский камень?
— Конечно. Поиски философского камня — для шарлатанов, эта идея построена на неверной основе, а камень — плод воображения. Мой же эликсир долголетия — это просто мой образ жизни, основанный на здравом смысле.
— Продолжайте! — сказал король. — Об этом мы поговорим потом, а сейчас речь идет о венгерском князе и монгольском докторе.
— Доктор, который был очень искусен, — я это признаю — поговорил с тем человеком, который хотел с ним посоветоваться, и предписал ему вот это лечение.
Сен-Жермен вынул из кармана пергамент и прочел: