Рыцарь умер дважды

— Слушай ты! — Судя по движению теней, один хватает другого за грудки. — Я не знаю, насколько хватило силы этой безделушке, не знаю, насколько умело Жанна использовала магию экиланов. Но я точно знаю: если в городе будет шум, она узнает. А ведь она запретила, не забыл? Она ведет войну иначе, она защищает свой мир от наших тайн, она…

— Будет в бешенстве. А вас больше не будет в рядах ее друзей.

Третий голос высокий, чистый, принадлежит явно девушке. Она не приближается, держится в стороне, а говорит ровно, будто читая по книге. Наверняка она мала и хрупка. Но…

— Думаешь, Кьори? — Интонация волка вдруг обретает иную, тревожную окраску.

— Я не думаю, я знаю. Потому что я уже в бешенстве. Мы задержались, мы так не договаривались. Немедленно… — в приказ прорывается дрожь, — немедленно убирайтесь, оба!

Последнее она выкрикивает, и я замечаю движение теней: кажется, девушка безуспешно пытается толкнуть волка в грудь. Он, приосанившись, добродушно смеется.

— Полегче, малышка. Мы уберемся, как только найдем достаточно оружия.

— Его хватит.

— Не ты, змеиная жрица, решаешь, когда хватит. — Смех перестает быть ласковым. — Пока мы сражаемся, ты отсиживаешься в убежище с другим «зеленым» сбродом. И…

— Ладно, она права. Хватит на сегодня, — вмешивается орел и что-то передает ему в руки. — Три отличных винтовки. Пять револьверов. И патроны. Сколько смог унести.

— О звезды! — у девушки опять срывается голос. — О звезды, клянусь, это последний раз! Последний, я схожу с ума, я…

— Эйро, — прерывает ее орел, — бери рухлядь. Летите все в лес, но не суйтесь к Озерам одни, мало ли что там учудит воля.

— Эй, а ты?

— Мы с малышкой вас нагоним. У нас… личный разговор.

— А-а-а…

Казалось бы, ответ бессодержателен, но разливается десятком сальных смыслов, которые просто не могут не вызвать омерзения у благовоспитанного джентльмена. Протянув свое скабрезное «А-а-а», волк исчезает, двое — орел и приблизившаяся женская тень — остаются.

— Здесь красивое небо, Кьори… Правда?

— Оно пугает меня. Слишком большое.

Девушка боится, колеблется тростником на ветру вся ее хрупкая фигурка. Невольно я испытываю жалость, даже не видя незнакомки, не зная о ней ничего и причисляя ее к демонам. Впрочем… демонам ли? Услышанное не похоже на речи слуг Ада; больше — на разговоры отбросов общества, грабителей дилижансов и поездов. Не в том ли разгадка? Не предупредить ли шерифа? Но волк… и все эти твари — летучие, рычащие, произносящее слово «заколдовать» как само собой разумеющееся…

— Потому и красивое, лучше нашего. И вообще эти земли великолепны. Я видел издали горы и речные рукава — широкие, ни один не высох. А сколько зверья в лесах, жирного, непуганого. Не говоря об этих уютных домах. А какую девушку я видел в одном из окон…

— К чему ты клонишь, Ойво Сокрушающий Бури?

Так — нервно, сухо — задают вопросы, уже зная ответы.

— Ни к чему, малышка. Ни к чему. Просто… любуюсь.

Так — вкрадчиво, весело — отвечают, когда лгут и даже не прячут лжи.

— Того, о чем ты думаешь, не будет.

— Пока я и сам не готов. Но если бы милая Жанна…

— Этот мир никогда нас не примет. Жанна тебя предупреждала!

Жанна. Как странно все они произносят французское имя, уводящее к войнам забытых веков. Имя той, что вдохновляла огромные армии, а потом совсем юной сгорела в яростном костре. И как странно ощущение, будто и в кошмарах я слышал это имя не раз. Жанна…

— Мне не нужно, чтобы меня принимали добровольно. Я могу и заставить.

— Я расскажу ей. — Угроза девушки похожа на стон.

— Расскажи, — почти нежно откликается орел, явно чувствуя слабину. — А я расскажу, как славно ты помогла нам.

— Я…

Ее даже не приходится перебивать. Она смолкает сама, и после промедления слышится:

— Хватит. Пугай Жанной Эйро и кого угодно еще, но не меня. Ты стала много шуметь, малютка, здорово мешаешь нам… осматриваться. Подзабыла, что повязана с нами?

Кажется, он берет ее за подбородок или гладит по щеке. Она тут же бьет его и отступает.

— Пугливая… все еще пугливая. И почему Жанна вообще над тобой трясется? Ты же…

Но девушка уже собирается, в осанке даже появляется некое надломленное величие. Не знаю, чего ей стоит это, но из голоса вновь пропала малейшая дрожь.

— Ничтожество? Да. Но как думаешь, Эйро, что Жанна, и Вайю, и все иные подумают, если я скажу, что вы принудили меня? Обманули? Запугали? Или… — Теперь сама она подступает, сама касается плеча орла, — что похотливый ублюдок вроде тебя тронул меня? Так, как меня трогать запрещено?

Я снова улавливаю двоякий смысл слов и вздрагиваю. Почти так же вздрагивает орел, в свою очередь отступивший от прикосновения чужой руки.

— Ты не сделаешь этого. Ты никогда не лжешь, Кьори Чуткое Сердце.

— Не лгу. И не предаю. Никогда!

Звук, изначально показавшийся сдавленным рыданием, — истеричный смех. Девушка стоит и заливается, пьяно качается, повторяя: «Не предаю… не предаю…»

— Эй… малышка! — Орел встряхивает ее за плечи. — Не пугай меня! Перестань!

Смех стихает так же неожиданно, как зародился. Отголоски душит всхлип, а может, вздох.

— А ты не зли меня, Ойво. Не зли. Не к добру.