Рыцарь умер дважды

Сердце сжимается от непонятного предчувствия, задавленной обиды и… жалости. Я перебираюсь к Джейн на кровать и сажусь рядом. Вдруг замечаю: на прикроватной тумбе — резная фигурка, лиса. Та самая, которую мать когда-то выменяла у индейцев и о которой сегодня вспоминала. Флора Андерсен назвала ее знамением. Зачем Джейн разыскала зверька, брошенного некогда в дальний ящик? Зачем выставила рядом наподобие оберега? Она ведь не слышала наш разговор…

— Что гнетет тебя?

Почему-то я не могу смотреть на сестру. Упрямо разглядываю тумбочку и обращаю внимание: здесь еще фигурка, из темного дерева. Остроухое животное вроде волка глядит осмысленно и вырезано так же искусно, как лисенок. Я узнаю койота, героя мифов. Кто сделал его, интересно? Догадка есть. Она крепнет, несмотря на все недавние разговоры. «Немного краснокожая…». Глупая, глупая Джейн.

— Не смей врать, — добавляю я, все-таки поднимая голову. — Не смей. Я люблю тебя, я вижу: с тобой что-то не так. Ты… не счастлива! Ты не счастлива, хотя…

— Хотя должна быть?

Она глядит в ответ. Волосы распущены, пряди перекинуты через плечо, змеятся по груди. Она рассеянно перебирает их, заплетает слабую косичку и снова расплетает. Джейн бледна — или это обман неяркого света? Я киваю и беру ее за руки, заставляю оставить волосы в покое. Она сжимает мои пальцы.

— Я счастлива. — Губы едва шевелятся. — Просто все слишком меняется. Наверное, я боюсь. Я вижу, к чему все идет. И ты тоже видишь.

Она запинается, высвобождает руку и потирает висок. Закрывает глаза, тут же опять смотрит в упор. Она хочет, чтобы я поняла, буквально молит об этом. И я пытаюсь.

— У нас тут… провинция, — продолжает Джейн хмуро. — Живем по законам едва ли не прошлого века. Я не решалась говорить про это с Сэмом, но сомневаюсь, что там, в его Нью-Йорке, так быстро решают серьезные дела. Вопросы…

— Брака? — в горле становится сухо.

— Будущего. — Джейн кивает. — Горожане осторожнее провинциалов. Дают себе время узнать друг друга, намного больше времени. Вот только Флора Андерсен — южанка. Южанка из Вирджинии, все мужчины ее рода сражались на войне и погибли. А что такое по сути Юг, как бы ни разрастались его города? Та же… провинция.

Провинция, где нет ничего страшнее, чем упустить хорошую партию. Это моя сестра хочет сказать, поэтому чувствует себя… обреченной? Но почему? Почему, проклятье, она ведет себя как приговоренная? На нее давит мама? Отец? Или…

— Не выходи за него, — слетает с губ. Кажется, я выдала все, буквально все, что таила, но продолжаю: — Если ты боишься… не выходи. Прошло всего две недели, мистер Андерсен — человек с холодной головой, не станет никуда спешить.

Джейн грустно глядит на меня, и я вспоминаю: «Все свои». Все свои, а значит, многое решено. Мистер Андерсен — в конце концов, деловой человек, как их называют, бизнесмен, ценящий свое время. Точно прочтя мои мысли, Джейн устало отвечает:

— Эмма, когда кончится лето, Андерсены уедут, а отец Сэма — и того раньше, в начале августа. Ты… наверное, ты не знаешь, что вообще привело их сюда помимо железной дороги, с которой еще ничего не решено. Это скорее отговорка, далекие планы.

— И что же?..

— Флора Андерсен, — Джейн тщательно подбирает слова, — не совсем здорова, по мнению ее мужа. Я имею в виду здоровье душевное. Она очень возбудима. Видит странные сны. Рассказывает дикие истории на людях…

— Да, сегодня как раз рассказывала одну, об ангеле с солнечными крыльями.

Джейн с блеклой улыбкой, без удивления или интереса кивает.

— Мистер Андерсен совмещает здесь несколько дел разом: осматривает окрестности для прокладки рельсов, помогает супруге сменить обстановку, вводит сына в курс дел и… — Джейн вздыхает и опять трет висок. Ее рука тянется к моей, сжимает, а щеки заливает слабый румянец. — И, вероятно, вправду ищет ему невесту. Сэм говорил: только приехав, отец планировал много знакомств, и все с семьями, где есть дочери. Встреча с нами переменила его планы…

— К чему это? — Поглаживая ее ладонь большим пальцем, убеждаю себя: «Не больно, все равно, все равно». — Тебе… тебе что-то все-таки сказали? Уже сказали?

Сестра качает головой.

— Просто если они уедут, могут и не вернуться. Просто если я не разрешу торопить события, их поторопит кто-то другой, у нас столько соседок. Просто Оровилл угасает, Эмма, а время бежит. Перевозки будут прибыльными еще пару лет, но постепенно — да уже сейчас — все самое важное переносится в Сакраменто и дальше, а мы остаемся на краю, доходы падают, как бы отец ни искал альтернативы золоту. За железными дорогами будущее. И родители… думаю, они торопят события, в основном, потому что понимают это. И…

Мои руки сжимаются так, что я ощущаю каждый сустав пальцев Джейн; она морщится. Начинает стучать в висках, глаза щиплет. Я не верю ушам. Горячо, запальчиво перебиваю:

— Так Сэм… для тебя Сэм — только деньги?