Рыцарь умер дважды

На улицах едва видны тени: небо привычно глушит их, не дает сгуститься. Они призраки, безмолвные призраки нашего дома. Такие же незримые, как лазутчики, наверняка шныряющие близ Исполинов. Повстанцев снова замечают в последнее время; затихшие было, они воспрянули, ведь, по слухам, к ним вновь являлась Жанна. Возможно, они готовят очередную атаку. Тогда мне их жаль.

Как и часто, разглядывая башни, я думаю о других землях и временах ― вещах, неизменно гневивших моего наставника, Зоркого Следопыта. Он давно завершил мое обучение, а мысли так и не выбил. Мир, что я воображаю, ― маковые пустоши, лесистые горы. И никаких краев, там их нет, зато есть по-настоящему ясные дни с темными тенями и жаркой звездой на голубом полотне. Говорят, тот мир скверно обошелся с нашим народом, и мудрому Мэчитехьо пришлось вести нас сюда, подавив бунт трусов и убив прежнего вождя. Иные верят, будто мы всегда жили тут: не могли же дикари выстроить Форт? Жрецы не ведут отсчета, не записывают минувшее. История передается из уст в уста, постоянно искажаясь. Я не знаю, кто прав, но люблю сказания о Планете ― той земле. А еще я слышал, оттуда родом Жанна. Хотел бы я расспросить ее, но если она является в Форт вести с Мэчитехьо переговоры, он не допускает меня до этих встреч. Он опасается, что ее красота и речи одурманят наших воинов, переметнут на сторону врага.

Может, он прав. Мне случалось видеть, как белокожее создание с волосами цвета молодой коры пересекает древний холл. У Жанны гордая поступь, стопы ― она всегда босиком, как и все повстанцы, ― изящны, пусть сбиты в кровь. Она не похожа на наших женщин: говорит громко, не носит украшений, не зачесывает волосы и не прикрывается просторными платьями. Чешуйчатый доспех подчеркивает точеную узость плеч; клинок на поясе ― древний, тут давно не куют оружия, ― играючи рассекает камни. А ее глаза цвета вечернего неба. Нашего неба, в глубине которого таятся звезды.

Удивительно, что Вождь еще не убил ее в одну из встреч. Или пытался, но не может? Он уважает ее, возможно, даже страшится; при ней ему изменяет величественная насмешливость, странно стынет пылающий взгляд. Они не приветствуют друг друга ни улыбкой, ни поклоном. Он уводит ее и затворяет двери. Впрочем, она не приходила давно, в последнее явление я не встречал ее в Форте. Не потому ли Злое Сердце так…

– Молодой господин!

Хмуро оборачиваюсь на детский голос. В распахнутых балконных дверях стоит паж из «зеленого» народа; в курчавых волосах желтеет молодое соцветие акации. Помню: он поступил в услужение недавно, с матерью. Они безобидны, не из отступившихся повстанцев; голод просто прогнал их сюда с краев мира и заставил просить милости.

– Здравствуй, ― стараюсь смягчить тон. Мальчик явно испугался моего мрачного вида, ноздри щекочет запах цветов. ― Что тебе нужно?

– Вождь желает разделить с вами трапезу.

– Вот как? Давно с ним этого не бывало. Он уверен, что желание взаимно?

Хитрые огоньки вдруг вспыхивают в черных глазах мальчика, в улыбке обнажаются зубы.

– Сомневайся он, ― прислал бы за вами других эки… стражников.

Слово «экилан» запрещено в Форте. Оно оскорбительно напоминает о том, как прекрасные башни стали нашими, ― или не напоминает, а лжет. Пленные повстанцы выплевывают его нам в лица и незамедлительно гибнут. Всякий раз я задаюсь вопросом: если опасное слово лживо, почему его так бережно передают от отца к сыну, сразу после слов «звезды» и «мать»?

– Ты прав, ― делаю вид, что не заметил оговорки. ― И как тебе кажется, как его настроение?

– Хорошее, ― осторожно предполагает паж. ― Он… даже улыбался. Так вы придете?

– Приду. Скажи ему, что я скоро буду.

Мальчик из рода Желтой Акации убегает; почти мгновенно стихает дробь босых пяток. Я снова оборачиваюсь к Форту, с улиц которого стираются последние тени. Нужно собраться, изгнать то, что Мэчитехьо может проницательно прочесть по моему лицу. «Хорошее настроение»? Хотелось бы, чтобы паж не ошибся. В последнее время Злое Сердце не радостен.

Не знаю, когда с Вождем произошла скверная перемена. Пиком угрюмой ярости стало убийство советника, бывшего с ним два десятка сезонов, самого живучего советника Круга Братьев. Вспоминая гибель Бесшумного Лиса, я содрогаюсь. Мэчитехьо расчетлив: у него всегда с собой нож оанк, «пожиратель времени». Но тогда он просто вырвал чужое сердце, не прибавил отнятые годы к своим. А ведь советник не дерзил сильнее обычного. Впрочем… я не понял, что он сказал и о чем заспорил, не поймал миг, в который брат перестал дышать. Я видел лишь лицо Вождя. Когда он ко мне обернулся, черты искажало бешенство.