Рыцарь умер дважды

– И все-таки что это будет? ― Голос становится настороженным. ― Смотри, малышка, ничего во вред движению. В конце концов, оружие нужно мне ради нашего же блага.

– Это не навредит никому, я клянусь. И… для тебя не составит труда.

– Что ж. ― Он плавно обходит меня, становится за плечом. Его ладонь ложится на мою грудь. ― Буду надеяться на что-то интересное.

Я закрываю глаза, отдергиваясь. Не надейся.

«― Верить тебе, Жанна?! Я знаю, что я видела. Знаю, это не могло быть чем-то другим!

Ты покидала Черный Форт по небу, и тебя несли до Исполинов на руках. А потом тот, кто нес, нежно целовал тебя: в губы, в висок, в лоб. Он говорил: “Возвращайся скорее. Не к ним. Ко мне”. Страшный голос… дрожал? Нет. Напоминал нежный рокот приближающегося грома. Грозы, которая уничтожит нас. Ты, Жанна, Исчезающий Рыцарь, наша надежда, ответила: “Я вернусь.

Я никогда больше от тебя не уйду. Я люблю тебя”.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Люблю.

– Знаешь, милая? Нет… не знаешь. Ничего ты…

Улыбка. Светлая. Бесстыдная.

– Грязная шлюха!

Ножом, прямо в живот. Еще раз. И еще. Ты, все еще стискивая мои плечи, глядишь на меня несколько секунд, потом оседаешь на одно колено.

– Кьори… нет…

Я не хочу видеть, как ты умрешь, не могу. Я бегу назад, к Двум Озерам. Нож швыряю в то, которое пусто, сама склоняюсь над вторым и зову, зову, зову до хрипа:

– Элилейя из рода Кувшинки! Воля!

Она берет меня за руку своей ледяной рукой. Тянет, возвращает домой, а там ласково отряхивает от ряски. Уже когда я стою на берегу, она спрашивает:

– Ну что? Какой мир у Жанны? Ты недолго погуляла, а дрожишь… Там страшно?

Страшно. Очень. Там истекает кровью Исчезающий Рыцарь, и это я ее убила. Я. Еще миг ― и я закричу. Миг ― брошусь оземь. Миг ― убью и себя. Но вместо этого…

– Нет, не страшно, совсем. Я даже сочинила там мелодию. Послушай.

Я вынимаю свирель и начинаю играть. Что-то глухое и мертвое, что-то, где плещется омут моего страха. Это не музыка доброго волшебства и целительного сна, это музыка-цепь. Элилейя, стоящая по колено в воде, стекленеет взглядом. Застывает, как змеи Лощины. Она не шевелится, когда я провожу ладонью у нее перед лицом. Сработало. Неужели это действует и на таких, как она? Впрочем… Кувшинки полуразумны, говорят, их сотворили такими, чтобы им проще было нести вечное бремя служения Омуту.

– Элилейя? ― тихо зову я.

– Да, ― безжизненно откликается она.

– Ты не видела меня здесь. Жанна ушла одна.

– Ушла одна… Да. Одна.