Рыцари былого и грядущего. Том I

– Доблестный рыцарь, вы стали для меня настоящим Божьим посланником. День и ночь я молил Господа о встрече, которая изменит мою жизнь. Впрочем, о себе сейчас не хочу говорить. Ваш Орден… Когда-нибудь я вступлю в ваш Орден, – произнеся эти слова, граф стал совершенно неподвижен, словно окаменел. Голос его был почти равнодушным, но каждое слово звучало с поразительной глубиной и значением. – Вы лишь один из моих многочисленных вассалов и, к тому же, один из самых небогатых. Не обижайтесь, мой друг, говорю это лишь за тем, чтобы подчеркнуть значение следующих слов: я готов служить под вашим началом, готов считать вас своим командиром. Ещё не сейчас. Графство Шампанское нельзя оставить с той же лёгкостью, как и замок Пейн. На то, чтобы уладить все наследственные вопросы, уйдёт, может быть, несколько лет. Впрочем, кое-что я смогу сделать для вас уже в течении ближайшей недели. Я подарю вашему братству несколько замков и сам буду следить за тем, чтобы доход с этих замков регулярно переправляли вам, в Святую Землю. Отныне братство Пресвятой Богородицы никогда не будет зависеть от случайной милостыни. Ваш Пейн я возьму под своё особое покровительство, о Теобальде позабочусь, как о сыне. Что ещё? Де Сент-Омер, говорите, ищет покровительства при дворе графа Фландрии? Повелитель Фландрии – мой друг. Я пошлю к нему своё посольство. Во Фландрии вашему братству окажут больше, чем просто гостеприимство. А при моём блистательном дворе вам, дорогой Гуго, совершенно ни к чему вертеться. Здесь вы увидели бы слишком много чуждого для себя. Я и так, кажется, несколько разочаровал вас изысканностью своих манер.

– Простите меня, граф, если…

– Не надо, Гуго. Мне понятна суровость паладинов Богоматери. До встрече в Иерусалиме, мой командир.

***

В Сито Гуго встретил сам Роланд, постаравшийся увести его в келью сразу же, избежав официальных представлений монастырскому начальству. Роланд был в простой рясе цистерианца, без оружия. Таким Гуго видел его лишь много лет назад, когда они познакомились. Было заметно, что Роланд в Сито – персона, его приняли здесь не только, как своего, но и как далеко не последнего человека среди цистерианцев. Гуго не переставал удивляться дружелюбию, с которым встречала их Европа. Казалось, их Орден набрался смелости и вслух произнёс те слова, которые у всей Европы давно уже вертелись на языке.

– Мой дорогой Гуго, – торжественно произнёс Роланд, когда они прошли в келью, к столу со скромной монастырской трапезой, – два достойнейших юноши с нетерпением ожидают чести быть представленными тебе.

Два стоявших рядом со столом монаха низко поклонились де Пейну. Роланд продолжил:

– Это Гундомар и Готфрид. В миру, не смотря на свой тогда ещё юный возраст, они успели стать хорошими воинами. Пришли в Сито и приняли монашество незадолго до того, как я отправился в Палестину. За 10 лет, пока меня не было, они успели стать добрыми монахами, это уж ты поверь мне. И вот они мечтают вступить в наш Орден. Я ничего не обещал им, сказал, что я это не решаю, ждали тебя. Что скажешь?

– Скажу, что я тоже ничего не решаю. Мы лишь стремимся делать то, что хочет Бог. А откуда мне знать, что хочет Бог от этих юношей? Какой из меня молитвенник? Дайте мне поесть, братья.

Дружно помолившись, Роланд и Гуго приступили к трапезе. Гундомар и Готфрид продолжали стоять. Гуго устало глянул на них:

– Братья, что вы стоите передо мной, как перед епископом? Или вы брезгуете разделить трапезу с таким головорезом, как я?

Роланд от души расхохотался:

– Ах, милый Гуго, как я соскучился по твоему юмору.

Гундомар и Готфрид улыбнулись очень сдержанно. Ни мало не смутившись, с большим достоинством, неторопливо и без суеты они сели за стол и приступили к еде. Гуго изредка исподлобья поглядывал на них. По душе прокатилась волна тихой грусти: «Рыцари, – подумал он, – настоящие рыцари. Роланд сказал «юноши». А ведь они примерно мои ровесники. Да, им лет по 30. Я 10 лет в Палестине – в крови, в грязи, во всяческой мерзости. Пытался молиться, да разве получалось? А они это десятилетие пребывали в молитвенных трудах. Это чувствуется. Какие хорошие у них лица. Ясные, чистые. И вот теперь они просят моего разрешения на подвиг. Не разрешение им необходимо, а благословение. Почему Роланд ничего не говорит про отца Роберта? Что-то не так».

Закончили трапезничать. Дружно встали и помолились. Роланд глянул на Гундомара и Готфрида, едва заметно кивнув головой. Этого было достаточно, чтобы они, поклонившись, удалились. Роланд обратился к Гуго без предисловий: «Отец Роберт умер».

Гуго молчал. Бессмысленные слова сожаления и скорби сейчас были никому не нужны. Когда он заговорил, его голос прозвучал неожиданно глухо, как-то потусторонне: