– Я знаю, отче, – прошептал Арман. Казалось, что теперь у него не только волосы, но и глаза поседели, а тонкие бескровные губы стали похожи на кривой рваный шрам. – Запомним этот день – 12 мая 1310 года. Пепел тамплиеров всегда будет кружиться в воздухе Парижа. Теперь этот город никогда не будет прежним.
– Я привык к смерти, Арман, ты знаешь. На Святой Земле я отпевал порою за раз по сотне братьев. И на душе всегда было светло. А сейчас на душе одна только жуть. Кажется, я всё понимаю, но мне хочется выблевать всё, что я понимаю. Христианский король сжигает христиан, словно языческий император. Монахи прекраснейшего христианского Ордена, созданного святым Домиником, поджигают костры под паладинами Христа. Как это можно уместить в душе?
– Как искупление. Ты же знаешь, отче, что почти все сожженные братья когда-то отреклись от Христа. Дрогнули, проявили слабость, как святой Пётр, и вряд ли даже оплакали своё отречение. Но в пламени костров, на которые они шагнули добровольно, наши братья всё искупили, очистили свои души огнём и вновь соединились с нашим Небесным Сеньором, теперь уже навсегда. А король… он ведь и правда действует во славу Христову. Впрочем, его душа сокрыта от меня. Доминиканцы… Их преступления не страшнее, чем мои. Я такой же палач.
– Оставь, Арман. Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, что ты уже всё искупил. Это говорит тебе очень опытный священник.
Де Ливрон молча кивнул, было понятно, что свою личную трагедию он не станет обсуждать вне исповеди даже со священником. Отец Пьер продолжил:
– Но что они хотят, Арман? Ты говорил, что Ногаре переменил своё отношение к тамплиерам.
– Это уже не Ногаре. Великий инквизитор Франции Гийом Парижский с блестящим изяществом перехватил инициативу. Ногаре почувствовал близость смерти, он сознательно принёс себя в жертву королю, пытаясь сделать для Филиппа последнее, что он ещё в состоянии сделать. А Парижский решил, что Ногаре глупо подставился, когда помог тамплиерам организовать настоящую защиту на суде. Он решил одним ударом свалить Ногаре и испепелить Орден. Запылали костры. Это ответ на нашу защиту. Значит, наша защита и правда была хорошей. Братья радовались не напрасно.
– Но что теперь делать, Арман?
– Теперь уже ничего не надо делать. Теперь надо бежать и как можно скорее.
– Ты считаешь, что нас всех могут сжечь на кострах?
– Нет, думаю, что костров больше не будет. Это акция устрашения, у них нет задачи спалить нас всех. Бежать надо быстрее, потому что пока охрана довольно слаба, чтобы уйти нам достаточно мирно связать несколько сержантов. Через некоторое время они обязательно усилят охрану.
– Но ведь папа обещал созвать собор, на котором будут решать судьбу Ордена.
– Собор уже ничего не значит, всё решено. Впрочем, мы бежим не все, так что на соборе будет кому представить Орден.
– Но зачем нам бежать?
– А ты знаешь, что под Парижем – целый тамплиерский лагерь? Они готовы атаковать столицу в любой момент. У них получится, уверяю тебя, там ребята боевые. И сейчас, когда они узнали о том, что тамплиеров сжигают, я вообще не знаю, что может их удержать, во всяком случае моего авторитета для этого точно не хватит, тут потребуется всё твоё красноречие. И не только твоё. Мы выведем отсюда десятка два тамплиеров.
– Всё это выглядит теперь таким бессмысленным… От чего и зачем мы будем спасать братьев?
– Мы спасаем их от позора войны с христианами. Мы спасаем их ради возрождения Ордена. Ты, отец Пьер, будешь одним из тех, кто обеспечит возрождение храмовников.
***
– Хорошо у вас в Ма Дье, – грустно улыбнулся Арман де Ливрон.
– Рай земной, – так же грустно улыбнулся Рамон Са Гардиа. – Ма Дье – лучшая крепость графства Русильон, и теперь она наша. На веки вечные наша, тамплиерская. До сих пор не могу в это поверить.
Рамон и Арман гуляли в лесу под стенами крепости Ма Дье, собирали хворост. Набрав две приличных вязанки, они взвалили их на плечи и не торопясь направились обратно в крепость.
– Мы словно в сказке, – усмехнулся Са Гардиа. – Сам великий и таинственный Арман де Ливрон на себе таскает дрова для моего камина.
– Я же не доминиканец, чтобы таскать дрова для костров. Вот и таскаю для камина. Ваших сильно пытали?
– Не всех. Восемь наших тамплиеров из 25-и отведали калёного железа. Впрочем, никого не запытали до смерти и даже не покалечили.
– Все устояли?
– Все до единого устояли в истине Христовой, и никто не предал Орден. Все судьи сошлись во мнении о чистоте и благочестии Ордена Храма. Нам разрешили проживать в Ма Дье, не платя аренды, пока все не передохнем. И все фрукты в саду – наши, и овощи на огороде – тоже. Даже пособие назначили – 350 ливров. Представляешь?
– Не плохо. А я бы остался у вас в Ма Дье, Рамон.
– Оставайся. Нашего пособия хватит на ещё одного бездельника.
– Да… Мы теперь просто бездельники. А почему, Рамон, ты не пошёл в Калатраву или в Алькантару?
– В Калатраве и Алькантаре служат славные ребята. Но я – тамплиер, Арман, и тамплиером умру.
– Здесь, в Ма Дье?
– Наверное… Впрочем, не знаю.
***